Шрифт:
Закладка:
Днем в городе на рынке подходит женщина.
– Долго будет всё продолжаться? – без возмущения, с какой-то усталостью обреченных спрашивает она.
– Когда-нибудь кончится, – стоим мы с Ордой, выбирая себе сигареты.
– Нам, значит, с голоду подыхать?
– Россия не бросит! – верю я в то, что сказал.
Всё чаще и больше летит с той стороны фронта. Наступает вечер, и на улицах уже нет людей. Рано в домах гаснет свет и кончается в городе жизнь.
На следующий день приказ по войскам: оружие наготове – в 13.00 прорыв в город трехсот боевиков «Айдара». Мы весь день сидим начеку.
Завтра уходит пулеметчик Казах. Вечером зашел ко мне попрощаться.
– Конечно, совсем не надеюсь, но останусь очень признателен, если про меня будет строка, – стоит он уже в гражданском, только в руках та самая панама из Афганистана, его талисман.
Казах что-то напел на ухо четверым местным из отряда: Зему, Роще, Шаману и Снейку. Позвал их с собой в Россию, якобы служить в сотый ДОН, где у него имеется блат. Те согласились, собрались в дорогу. Всё это в тайне, чтобы вдруг никто не узнал. Эти четверо молчали несколько дней и в самый последний пошли ко мне за советом. Я поначалу даже одобрил, но сел, поразмыслил, подался к Орде и Японцу.
– Какой сотый ДОН! – шумел Японец в четырех стенах комнаты. – Это же шушера уголовная! Наркоманка дырявая! У нее даже вен на ногах уже нет! Ресницы повыпали… Я эту тварь сразу почуял! Заманит сейчас пацанов, погубит их всех.
– Чего сидишь? Давай сюда Зема! – дергает меня за рукав Орда.
Все четверо имели с нами один разговор, после которого передумали ехать. А Казах шмыгнул поутру один, подозрительно тихо и странно. Север, узнав уже утром об этой истории, распорядился найти Казаха, арестовать да выяснить обстоятельства. Но опоздали.
«Я приехал помочь этому народу. А сейчас я смотрю и понимаю реально, что ничем ему не помог. Ну было там, что пришлось пострелять, побывать в заварушке. А по сути не оказал помощи», – вспоминал я первую встречу с Казахом, когда у него пили чай.
«И сидел он за злые дела – возил наркоту», – рассказывал о нем после Японец.
Эх, Казах! Знать бы, где правда в этих историях. И сидел ты за злые дела, и вот решил сделать доброе дело – пришел сюда помогать… И всё у тебя кончилось как кончилось. Вот так, Казах, попал ты в мою книгу со своим афганским прошлым. Сдержал я свое обещание – каждому по делам его. Не взыщи, друг.
Вновь в штабах отменили всю операцию. И уже даже не колонну, а языка. Будет брать рота Михалыча.
– Ставьте перед собой высокие цели, ребята, – стоит перед разведкой и ни на кого не глядит Север. – Пусть стоят – красиво смотрятся! – И он уходит широким шагом к крыльцу.
Мы за городом, на блокпосту второй роты «Лавины». Нет нехоженого поля перед тобой, как на шахте, и не за что зацепиться при обороне. А есть прямая асфальтовая дорога на Украину. Иди прямо по шоссе и попадешь сразу к врагу. На дороге ничего нет. Даже бетонных блоков. Только две гряды автомобильных покрышек да двадцать два бойца ополчения. Живут в кукольном вагончике, в ста метрах от самой дороги, а там места – только поспать. Один диван вдоль стены плюс три табурета, сядешь – ноги во вторую стену упрутся. Так и спят сидя. И живут, одиннадцать – в вагоне, одиннадцать – на постах.
– «Усиленная рота», мать их! – ругается один из солдат.
– Вон, вся техника здесь, – показывает командир Марк за обочину, где, красные от ржавчины, стоят в золотом бурьяне сгоревшие БТР и «Урал». – И те не наши. Укропы обронили, когда улепетывали…
Марк – бывший школьный учитель, молодой, наверно, лет тридцать. Чистый, умытый. Сколько стояли с ним, сколько курили, чай пили, судили-рядили – ни разу не пролетел матерок.
Пришли мы не просто так. Не пускают с фронта брать языка – зайдем с фланга и свое оторвем. Нужно только прощупать маршрут. С Когтем и Марком ползем вдоль дороги до стоп-полосы – железнодорожного переезда, где, опрокинутые ничком, лежат, как колода, товарные вагоны с открытыми настежь дверьми. А под ними – ходы да траншеи, а за ними – окопы, окопы, окопы. Бездонные и зловонные.
Мы валяемся у вагонов, под насыпью полотна. С другой стороны трассы голый березовый лес. Там вражий секрет, откуда по ночам стреляют по блокпосту.
– Мы засылали туда старичка, – лежит спиною на грунте, автомат в небо, Коготь. – Сам к нам пришел: «Давайте, вам помогу, – говорит. – Я в Советской армии раньше служил. Я этих шакалов сносить не могу!» И пошел с топориком прямо в березнячок, черенки рубить для лопат. Там его встретили два укропа, поговорили да обратно отправили. Мы тогда сомневались, теперь точно знаем: тут прям сидят, – показывает Коготь пальцем назад.
Пока мы в разведке, два наших сапера – Беспредел и Шайтан – да разведчик Ива разминируют городское православное кладбище. Здесь уж давно никаких посетителей, кроме снарядов. Странное дело: укропы не забрасывают минами блок на дороге, а с какой-то особой страстью лупят по кладбищу. То же на шахте: что бы ни летело от них, так только над головами и сразу в город.
– А ничего странного, – объяснил доходчиво Марк. – Тактика у них такая, фашистская – бить по мирному населению и не работать по ополчению, чтоб их не злить. Потому и накрывают артиллерией город, чтобы людей возмутить против нас.
На кладбище горько зайти… Свалены с неба ударом тяжкие гранитные пьедесталы и рассыпаны по земле одноглазые черепки – разбитые лица людей, еще раз убитых уже после смерти. Застыли в отменных позах, что не снились скульпторам авангарда, скрученные в узел металлические ограды и лавки. Стоят в минных воронках прозрачные лужи воды, полные листьев, в соленом настое дождей. И затягивает тропинки осенняя липкая грязь. Поруганная гостиница мертвых.
Да восстанет когда-нибудь мститель из ваших костей!
По кладбищу проходит линия фронта, и кто здесь чего не натыкал. Шайтан пошел на разминирование с фотоаппаратом: «Чтобы заснять, что от меня после останется». С Беспределом, бывшим офицером Российской
