– Попить любишь? Здесь и лакай до треска. Тут танков нет. Уволен!

Донецкая Русь

Мы сидим на чердаке у открытого настежь окна в самое время луны. Освещена с неба вся линия фронта, и свежий холодный воздух течет мимо нас. На тех же постах стоят терриконы, и та же степь, и тот же город… Но что-то поменялось здесь за несколько дней. Что-то грязное и грозное стало наползать с Украины, как тень.

– Укры зашевелились и там, и сям, – кладет часовой на колени бинокль.

Уже без этого ясно. Пока сидим, где-то далеко сзади ложатся раскаты «града». С «Комсомольца Донбасса» бьют по фронту наши БМП и «утес». Длинными тяжелыми очередями, как по железу шаги. Лупят невесть куда.

– Колобок, сука, стреляет. – с теплотой вспоминает шахту Орда.

У него звонит телефон.

– Во! – не может он поверить, кто с ним на связи.

Ротный майор ВСУ смеется в трубу:

– Вы что там, сами с собой воюете?

– Вы что там, сами с собой воюете? – звонит Орда уже Колобку.

– Снайпера в зеленку вошли. Не до вас, – сразу же обрывает тот связь.

Пробежала свою дорогу луна, и перед самым финалом – не терпится ж с запуском – взлетел из поселка напротив украинский беспилотник.

– Я этих снайперов знаю. Они ко всем приходят, кто в лоскуты… – пылит утром на шахту Орда.

Там – горе шире моря. На блокпосту у костра из солярки сидит на земле старый солдат Запорожец – наводчик БМП. Задран от ветра промасленный воротник, красные, невыспавшиеся глаза, тяжело опущенные на колени руки. Под ногами вперемешку окурки и латунные гильзы. Запорожец пил сорок лет, потом закодировался – и скоро сюда.

– Ну, я понимаю, – садится рядом Орда. – Сорок лет, а потом резко бросить – любого «белочка» посетит. Но что ты стрелял?

– Пулеметчика прикрывал, – двигаются только губы у Запорожца.

– А он что стрелял?

– А он не бросал еще, – веско добавляет солдат.

На самой шахте в середине двора бронированный КамАЗ и вечно черный и сальный – можно в борщ макать для навара – его водитель Рояль. Утро, и он вылезает из кузова, набитого матрасами и какими-то деревяшками.

Через двор идет Колобок.

– Шестнадцать снайперов в мясо! – с ходу дает он последнюю сводку.

– Мы пойдем поглядим, – поворачивает в зеленку Орда.

В зеленке мы нашли только срезанные пулями ветви и старую собачью ногу. Несет на весь лес тухлятиной, потому и сыскали.

– А шестнадцать снайперов что, на трехногой собаке ускакали? – хохочет Орда, заново отыскав Колобка.

– Да тьфу на вас! Инспекторы сраные. – тоже смеется лавинщик.

– Мы вас знаешь, как называем? Не «Лавина». Не. «Синяя лавина»!

Просмеялись все вместе.

Стоит рядом какой-то боец.

– Да ладно, ребята. Вы какой день здесь?… А мы все лето и до сих пор дырки по фронтам затыкаем. Тут нет нормальных. Все давно спятили. Тут каждый по-своему сходит с ума, – говорит он спокойно и без упреков.

Да мы понимаем. Потому и смеемся. Чтоб самим с катушек не съехать.

«Лавина» стоит двумя ротами. Одна здесь на шахте, другая – повыше на шоссе в Украину. По прямой километра три. В первой Кирпич, во второй Коготь – пара неуправляемых разведчиков. Первые две ночи ползали, разведывали друг друга, выяснить, кто рядом с ними.

– А днем подойти не судьба?

– Да неудобно как-то. Мало ли кто там стоит.

Как-то снюхались вместе. Теперь самостоятельно лазят по ночам в поле кошмарить укропов.

Днем мы пристреливаем по зеленке оружие. Они сидят там же в кустах. Минируют от врага тропу.

– А мы видели, что это вы стреляли. Не стали отстреливаться.

– Вы бы командира предупреждали, где вы сейчас! Застрелят же так!

– А мы ему не доверяем…

Скоро Кирпича уволили из отряда за пьянку. И трезвенник Коготь остался без друга. Не с кем стало ходить в разведку. Зато наконец-то появилось свободное время отмыться. Получил новую форму, сам отстирался, отскребся, проступило розовое молодое лицо. От его прежнего образа осталась толь – ко записанная мной для истории характеристика от Шайтана: «Им можно АГС чистить – кусок мазута с маслом. А на лице картошка растет!»

Наш «Беркут» доживает последние дни. Скоро, как и за Сочи, прикатят танки «Оплота». У нас новая тактическая задача – рыть поглубже окопы. Только не в сторону фронта, а в сторону тыла. Откуда приедут с нами кончать.

Бойцы с утра на окопах. Швыряют лопатами землю.

– Сначала рыли против укропов, теперь против «Оплота» и против «Востока».

Порыли, и сразу разминка – учебная атака «Оплота». Бах-бах с главной дороги – и все, кто в окопах, убиты. Эге, что-то не то накопали. Сидим, передумываем план обороны. После опять за лопаты.

– Мы воевать не будем. Что за херня с командирами?! Кладут друг у друга бойцов! – собрались россияне на заднем дворе.

С нами Японец.

– Мне наплевать, где нынче служить и с кем. Лишь бы я по фашистам, – показывает он на Украину, – стрелять не перестал.

Какая теперь нам колонна укропов, когда вокруг сумасшедший дом?… Словно почуяв конец, стали даже кончаться продукты: с трехразового перешли на двухразовое питание в день.

Подлить в стакан яда прибыл из Донецка какой-то командир Клуни с парой бойцов. Сам как старый лохматый лев – седой, тяжелый, в клетчатой арафатке. Расселся по-царски за нашим столом. Давний друг Севера. Этот ему сознался, что готова засада и надо обсудить последние мелочи.

Оба командира, с ними Орда и Родник, долго сидят в столовой над моей картой. Долго спорят и ничего не могут решить.

– А почему не накрыть колонну минометами? – откидывается Клуни на стуле.

– А нам это неинтересно, – усмехается с превосходством Орда. – Нам нужно навязать бой.

– Но у нас перемирие! – не забывает о главном Клуни.

– А как они, суки, через день город бомбят? – хриплым негромким голосом спрашивает Родник.

– А нам нельзя. У нас перемирие. И мы его соблюдаем. А за нарушение, сами знаете, расстрел. Провокация… – сложив руки, улыбается гость.

– И что теперь, колонну не брать? – стоит над ним, руки в карманы, Орда.

– Берите. Но как только возьмете, я вас расстреляю, – сидит он с той же холодной улыбкой. – Или повешу.

Ну не было печали – черти накачали!

Этой осенью Клуни уже штурмовал поселок, что перед нами. Он шел со своими бойцами под чужим командованием, и у тех не сделала дела разведка. Укропы накрыли всю колонну своей артиллерией. Результат – срыв наступления,