– Да, да… Никудышный он командир. Правильно Батя сказал. Сейчас справимся.

А доехали – другой разговор. Обоих как подменили:

– Ну, подумаешь, сняли с командования?… Ну оставайся пока. Ну пошумят, и пройдет. Ну кто тебя снимет, Хмель?…

Самозванец жрет кофе и спирт. Разбросав короткие толстые ноги, он сидит в глубоком кожаном кресле и торчит из этого кресла. Не мужчина – облако в штанах.

– Погоди, Хмель, – не соглашается Север. – Сегодня запротестуешь, а завтра «Оплот» тебе новый блокпост с трупами сделает. Только уже не в городе, а здесь, на «Синей базе».

Вращается на стуле заместитель Мирон. «Без характера человек. Но хоть дров, как Хмель, не наломает», – сказал о нем Север.

– Оставайся, Хмель… Одному мне не справиться, – давит на жалость Мирон.

Хмель, подогретый поддержкой и спиртом, сидит ворчит, как испуганная собака:

– Чего это я, атаман, буду кого-то слушать?… Что они могут?… У меня «град». А бойцы за меня лягут все до последнего. Разве не отобьюсь?…

Уходим мы уже за полночь. Хмель так и не сдал власть.

Утром на «Синей базе» восстание – поднялись бойцы.

– Сказали ж вчера, что уберут отсюда это говно!

– Ребят из-за него положили!

– Бери оружие! Открывай ворота! Уходим!

Хмель остался у власти, а на базе анархия. Утром ушли за ворота семьдесят бойцов. К обеду – еще двадцать. Уходят и как завещание остающимся:

– На хрен такой командир!

Среди остальных в казарме смута. Кто сомневается, кому некуда деться, кто ждет перемен.

Хмель же, почуяв, что завтра он серая мышь, и пока не разбежались бойцы, сам поднял бунт. Было объявлено, что с этого дня «Синяя база» выходит из подчинения всех генералов и становится самостоятельным казачьим отрядом. «Синей республикой»… Естественно, во главе с атаманом Хмелем. С врагами справимся! У нас же «град»…

Всё это спьяну, всё с похмела, всё это с дури. Ну кто такой Хмель для республики? Очередной политический аппендицит, который научились уже вырезать.

Но Хмель всегда страдал своей исключительностью среди остальных. Всегда боялся, что его не заметят. Он сумел выделиться даже в «Беркуте». А соображал, по результату видно, недолго. Поскольку состоял в подразделении Беса, то и плясать решил от него. На машинах «Синей базы» рядом с гербом «Беркута» пошли рисовать улыбающегося черта с рогами. Пришили на рукава новые шевроны взамен устаревших: на черном поле – красный парашют, в стропах – белая рожа черта. И имя отряда – «Веселые бесята». Ну маскарад! Но загордились своей дьявольщиной «особо боевые» бойцы.

Север ехал с передовой, увидел в Макеевке на блокпосту эти чертовские рожи:

– Вы еще кто такие?

– Мы те, которых на той стороне фронта даже в плен не берут! – подняв нос до неба, отвечали бойцы.

– Чтоб вши вас тут съели! – дал по газам командир.

Первым оценил сегодняшнюю катастрофу Сеня – боевой атаман всех этих атаманов, старый казак чеченских кровей.

– Тревога! – звонит он Сочи, Кобре и Северу. – Хмель не сложил оружие! Быстро на «Синюю базу», пока не знает «Оплот».

И вот Хмеля за ушко да на солнышко. На плацу собраны все, кто держит оружие. Пара сотен солдат. Бородатые, молодые и старые, в военном и в свитерах, они стоят в две шеренги, перетаптываясь на месте. Перед ними Сеня и большой гаражный ангар, за спиной – длинный башенный кран, машины отряда, бетонные плиты забора и давно уж не с желтизной, а с синевой, осенний осиновый лес…

Сеня стоит на сыром асфальте, заложив руки за спину, без папахи на седой голове, низкорослый и коренастый.

– Верите ли вы мне, бойцы?

– Верим! – эхом на весь двор.

– Ваш командир Хмель оступился, – показывает Сеня пальцем на виноватого. – Подходи, – говорит он уже ему.

Хмель торчит где-то на фланге и сейчас сквозь строй – расступись море, говно плывет – тяжело ползет к середине. Толстый, как бомба, пузо через ремень, на затылке папаха, нараспашку горка, под ней голубая тельняшка. Пшеничные усы, соловые, бессмысленные глаза. Подошел и стоит – тихий, будто вырвали сердце.

– Командир оступился, – миром гасит Сеня восстание. – Чтобы здесь всё затихло, чтобы не было новых жертв, командира нужно убрать. Может, и временно. Это решать вам самим.

Хмель пыхтит рядом в усы и исподлобья водит глазами, как бык: где ж все бойцы, что лягут за него до последнего?

Из строя только два казака за Хмеля:

– Батя!.. За батей пойдем!.. За батю ляжем!..

– Трое уже легли! – обрывает их Сеня. – И виноват ваш батенька Хмель. Вы сегодня – неуправляемая банда. Будете вступать в Донскую казачью дивизию – вот ваше будущее. Это уже решено. Это единственный способ всех вас спасти. «Беркута» больше нет! Снимайте шевроны. Вы вне закона.

Особняком от всех остальных стоит группа военных. Кто-то из них:

– А нам что теперь?

«Россияне?», – подозреваю я сразу.

– Вас здесь нет! – резко дает усечь Сеня.

Точно!

– Вопросы есть у кого? – заканчивает он сходку.

– Кто ответит за кровь? – раздается в тишине голос.

И замер на месте уже начавший рассыпаться строй.

И что-то отвечает Сеня, да ничего по делу. Всё расплывчато и размазано. Будто и не было никакого убийства. Будто и не Хмель должен за всё отвечать.

Так закончилась история с бунтом Хмеля. Только два дня проговорили без дела. Он так и остался у власти. «Синяя база» осталась за «Беркутом», который пусть даже и вне закона.

А с «Оплотом» разговаривал уже Сеня. «Синяя», «Семерка» и «Пансионат» вступают в казачью дивизию, и «Оплот» их больше не трогает.

Тени колонны

В сё У нас не клеится в «Беркуте». То лезет в дела Михалыч, то нам заминируют фронт, то Сочи с Севером делят бойцов, то едет нас разоружать «Оплот», то хочет расстрелять Клуни, то гасим мятеж у Хмеля, то сами уже вне закона. Топчемся почти месяц, не взяли колонну. А каждый вечер сидим всей разведкой, пока веки не падают; в комнате сигаретный дым, на столе кофе, печенье, патроны с гранатами. И всё время сбой. Не хватает информации. Ко всем бедам еще нищета – нет тепловизора. У укров есть точно, попрешь на рожон – рога завернут. Не Чечня, когда ночью ходили в засаду. Теперь хоть при белом свете ползи.

Раз вернулся из Донецка Север, привез тепловизор.

– Языка! – резко упростил он задачу.

Арчи – командир разведки, «бешеная собака», как его здесь зовут, вскочил как подкинутый. И в эту же ночь перешел с группой фронт. Хотел сесть