несколько раз выпадал снег. Накатанную дорогу заметало, а расчищать её было некому. Сапёры вместе с пехотными частями уже давно ушли вперёд, населения в этом районе не было. От тех нескольких деревень и сёл, которые приходилось проезжать, остались только закопчённые печные трубы, да надписи на дощечках с их названиями, прибитые к оставшимся деревьям или кольям, специально вбитым в землю около дороги. Фашистские варвары выполняли свой план «выжженной земли», сжигая, уничтожая, увозя с собой всё, что было возможно, и угоняя оставшееся в живых население на Запад.

Госпиталь с 5 февраля приступил к работе, начав принимать раненых, которые в большинстве своём поступали почти совсем необработанными, с примитивными повязками и иммобилизацией конечностей. В первом эшелоне госпиталь имел менее половины личного состава и около 30 % основного коечного фонда.

В 27 госпиталь, единственное армейское медицинское учреждение, развёрнутое в этом районе, как и предупреждал начсанупр, направлялись раненые всех профилей. Немудрено поэтому, что к 11 февраля весь палаточный фонд, состоявший к этому времени из шести палаток (трёх ДПМ и трёх ППМ), был загружен полностью. Раненые в конечности, которым накладывался гипс, не могли быть эвакуированы немедленно, их следовало выдержать не менее двух суток после наложения гипса, чтобы он достаточно хорошо затвердел. Раненых в грудь и живот после операции необходимо было наблюдать не менее недели.

Автотранспорт эвакопункта работал с перебоями, его автобусы застревали в пути, а так как расстояние, отделявшее 27 госпиталь от ближайшего фронтового эвакогоспиталя, куда эвакуировались раненые, составляло почти 120 километров, то дорога к нему отнимала часто более суток.

Положение осложнялось ещё и тем, что такое имущество, как щитовые домики, стенды, вагонка, железные печи с трубами, в автобусы погрузить было невозможно, а весь грузовой транспорт госпиталя, также, как и санитарный, был занят эвакуацией раненых из медсанбатов соединений, действовавших на этом направлении. Часто приходилось забирать раненых и из полковых медпунктов. Медсанбаты, стремясь не отстать от своих дивизий, преследующих отступавшего противника, иногда даже и не развёртывались.

К 16 февраля основное имущество госпиталя и весь личный состав его, за исключением нескольких человек во главе со старшиной — медсестрой Емельяновой, оставленных Павловским для передачи полковому эвакопункту и прибывающим эвакогоспиталям оставшихся стендов, разборных домиков и некоторого второстепенного по значению инвентаря, сосредоточились на новом месте. К этому времени большая часть врачей и медсестёр госпиталя уже начали осваиваться с новыми аспектами хирургической работы, неожиданно свалившимися на них.

Естественно, что Алёшкин вынужден был, передоверив всю работу по передислокации остававшегося имущества Павловскому, а оперативные действия по развёртыванию своему помощнику, капитану Захарову, сам полностью переключиться на хирургическую работу.

Опыт, приобретённый в медсанбате, очень помог. При обработке раненых в конечности окончательное решение о характере и объёме необходимой медпомощи принимал только он. И если практическую работу по обработке ран или наложению той или иной иммобилизующей повязки выполняли все врачи и медсёстры, то решать степень вмешательства в каждом случае приходилось именно ему. Кроме этого, многие операции выполнял он лично, ведь людям нужен был отдых. Борис уже знал, опять-таки по опыту медсанбата, к чему может привести беспрерывный труд в операционной и перевязочной: через двое-трое суток весь персонал выйдет из строя. И хотя он сам спал в сутки не более трёх часов, для всех остальных действовал разработанный им строгий график, где каждому отводилось на сон не менее шести часов. В остальном медперсонал находился в очень тяжёлом положении.

В феврале 1944 года в Новгородской области стояли сильные морозы, температура держалась 25–30 °C ниже нуля. Все имевшиеся палатки были заняты операционно-перевязочным блоком, аптекой и ранеными, ожидающими операции или подготавливаемыми к эвакуации. Медработники ютились кто где придётся: вырыв в снегу, имевшем глубину более метра, норы, накрыв их плащ-палатками, забравшись под большие ели и соорудив из их ветвей и тех же плащ-палаток подобие шалашей. В таких примитивных жилищах и жили. Никакого обогрева в этих так называемых домах не имелось. Хорошо ещё было то, что люди одеты были в полушубки, валенки и ватные брюки. К счастью, среди медиков обошлось без серьёзных обморожений или каких-либо простудных заболеваний.

Всего за десять дней госпиталь принял и обработал около 1750 человек, в том числе, по своему профилю — менее 150.

Одним из существенных недостатков этого времени оказалось низкое качество гипса. В пути он отсырел, и поэтому очень плохо застывал. Возможно, сказался и тот холод, в котором он хранился, ведь мешки с гипсом сваливали прямо на деревянный настил, сделанный из свежесрубленных деревьев, и сверху накрывали брезентом. Так он и лежал, ожидая употребления. Плохое гипсование иногда приводило к необходимости смены повязок, что снова задерживало эвакуацию раненых.

По предложению Шуйской, которая как-то сразу взяла на себя руководство деятельностью сестёр при гипсовании, в котором имела хороший и довоенный, и медсанбатовский опыт, гипс перед употреблением решили прокаливать. Срочно сделали несколько железных противней (удалось найти много ржавого железа с крыш сгоревших домов в развалинах ближайшей деревни). Противни ставились на беспрерывно топившиеся печки в палатках, и через час-полтора гипс можно было использовать.

Мы не говорили о трудностях развёртывания каждой отдельной палатки, а они были велики: снег, глубиной до двух метров, густой лес с огромными вековыми елями и берёзами очень осложняли подготовку площадки под палатку ДПМ площадью 12 x 8 метров. Для этого требовался огромный труд. Захаров привлёк к нему всех писарей штаба, всех кладовщиков, свободных от работы шофёров, санитаров, дружинниц и медсестёр. Иногда в этой работе принимали участие и врачи.

Работа в операционной и перевязочной занимала 16 часов, шесть часов отводилось на сон, остальные два часа предполагалось тратить на обед, ужин, завтрак и кое-какие личные дела (у женщин мелкие постирушки и т. п.), но фактически всё это время уходило на участие в развёртывании прибывающих палаток.

С 16 февраля поступление раненых резко сократилось. На следующий день в госпиталь прибыло девять грузовых машин ЗИС-5 и приказ: с их помощью, а также и своим транспортом, немедленно передислоцироваться в район деревни Глухой Бережок на север Новгородской области. Всех раненых, остающихся на месте, а их было около 250 человек, передать эвакогоспиталю, который начал прибывать в этот же день.

Как это уже часто бывало, с прибывшим госпиталем поменялись палатками, и двадцать седьмой хирургический 20 февраля уже начал развёртываться в новом районе.

Поступления раненых пока не происходило, и госпиталь установил всего две палатки — ДПМ и ППМ: одна предназначалась для сортировки, а вторая — перевязочная. Весь остальной инвентарь и палатки в нераспакованном виде оставили на своих машинах, не