Единственным способом выбраться из пут кошмара было снять с сердца гнетущий его камень – тогда оковы спадут сами собой. Однако Ло Бинхэ с такой силой стиснул кулаки, что захрустели суставы; дыхание мальчика сделалось прерывистым, глаза налились кровью. Смутный поток духовной энергии с головы до ног объял тело Ло Бинхэ, из-за чего казалось, что уровень его агрессии непрерывно возрастает. Шэнь Цинцю ощутил, что в этот момент находиться рядом с его учеником смертельно опасно!

– Не вступай с ними в бой! – осадил он Ло Бинхэ. – Ударишь одного из них – навредишь самому себе!

Но ученик уже не слышал его. Он вскинул правую руку и послал из ладони мощный заряд энергии прямиком в группу дико хохочущих иллюзий!

Шэнь Цинцю мысленно возопил, кляня свою судьбу. Уже предвидя, чего это будет ему стоить, он заслонил толпу наваждений и принял атаку на себя – критический удар пришёлся прямиком в низ живота.

Шэнь Цинцю показалось, что ему зарядил ногой слон, в глазах потемнело. Не пребывай он в Царстве снов, из его рта хлынул бы безостановочный поток крови…

Достойный главного героя удар!

Из глаз сами собой брызнули слёзы. Откуда, скажите на милость, взяться столь мощному удару у этого зелёного мальчишки? Похоже, с тех пор, как была снята функция ООС, Шэнь Цинцю не только не мог похвастать особыми достижениями, но ещё и раз за разом получал люлей вместо кого-то другого, а потом ещё больше люлей в нагрузку! Прямо-таки образец самоотверженного «живого щита»!

Похоже, удар Ло Бинхэ наконец положил конец иллюзии: призраки людей и декорации пошли трещинами и рассыпались, будто стеклянные. Царство снов преобразилось в глухой горный лес под пологом тёмно-синего небосвода, озарённого золотистым сиянием висящей высоко над головой луны.

Разум Ло Бинхэ тут же прояснился. Сперва он в безмолвном ужасе уставился на учителя, который, не удержавшись на ногах, опустился на одно колено. Затем перевёл взгляд на собственную ладонь: от кончиков пальцев ещё тянулись нитевидные струйки духовной энергии – и в голове забрезжили смутные воспоминания о том, что он только что натворил.

По лицу Ло Бинхэ разлилась мертвенная бледность, и он тотчас бросился к Шэнь Цинцю, чтобы поддержать его.

– Учитель! Вы… почему же вы не ударили в ответ? – его голос был исполнен тревоги и раскаяния.

При том уровне духовной энергии, которого достиг Шэнь Цинцю, ему и впрямь не составило бы труда дать отпор – тогда при столкновении двух зарядов он бы не только блокировал атаку, но и вернул критический удар ученику.

– Дурачок, – от всей души произнёс Шэнь Цинцю, а затем слабым голосом добавил: – …Я ведь сделал это, чтобы ты не пострадал. Сам посуди, какой бы в этом был смысл, если бы я ударил тебя в ответ?

Заслышав измождённый голос наставника, Ло Бинхэ с такой силой хлопнул себя по груди, что этот удар едва не стал смертельным.

– Но ведь теперь пострадал учитель!

Три поединка с демонами состоялись не так уж давно – и вот наставник вновь пострадал по его вине, причём на сей раз от его собственной руки!

При виде того, как юное лицо ученика омрачилось нестерпимым чувством вины, Шэнь Цинцю не выдержал и поспешил утешить его:

– Можно ли сравнивать мой уровень самосовершенствования с твоим? Для твоего учителя какая-то пара ударов – сущие пустяки.

Сказать по правде, Ло Бинхэ предпочёл бы, чтобы учитель, как в былые времена, гневно выбранил и побил его, срывая на нём злость, или даже принялся изводить его холодным равнодушием и язвительными насмешками, ведь от этого у Ло Бинхэ хоть немного полегчало бы на сердце; однако когда Шэнь Цинцю, напротив, заговорил с ним столь ласково, мальчик застыл в полной растерянности, не в силах вымолвить ни слова.

– Это всё моя вина… – после долгой паузы севшим голосом произнёс он.

В юном возрасте Ло Бинхэ в самом деле следовал по пути совершенно неприспособленного к жизни милого нежного белого цветочка. Решив, что он вновь угодил в ловушку чувства вины, свойственного всем добросердечным людям, Шэнь Цинцю принялся терпеливо вразумлять мальчика, чтобы вытащить его из пучины рефлексии:

– Ты тут совершенно ни при чём. Демоны в большинстве своём действуют по велению порыва, избирая весьма странные пути, а потому их поступки невозможно предугадать. И если ты впредь не желаешь попасть в подобный переплёт, то тебе следует стать сильнее.

Смысл этих прочувствованных слов сводился к элементарному «закону джунглей», который действовал как в мире бессмертных, так и в мире демонов. Стать сильным – единственный способ не плыть по воле волн этого мира, чтобы не кончить как сюжетное пушечное мясо!

Ло Бинхэ молча обдумывал его слова. Внезапно он вскинул голову и устремил пристальный взгляд прямо в глаза Шэнь Цинцю.

Сердце мужчины мигом ухнуло в пятки.

Хоть глаза Ло Бинхэ были черны, как обсидиан, они сверкали ярче, чем отражение луны и звёзд на водной глади.

Это же… тот самый взгляд!

Исполненный «крепкой веры» и «пламенного боевого духа» взгляд главного героя!

«Неужто… меня уже угораздило сделаться путеводной звездой на его жизненном пути?!» – возопил про себя мужчина.

Опустившись на колени рядом с Шэнь Цинцю, Ло Бинхэ звонко воскликнул:

– Я понял!

«Эй, погоди, что ты там понял?! – тут же запаниковал Шэнь Цинцю. – Хорош уже недоговаривать, выкладывай всё до конца!»

Поглощённый этими переживаниями, он не обратил внимания на то, что Ло Бинхэ в кои-то веки назвал себя «я», а не «этот ученик». Крепко сжав кулаки, мальчик заговорил вновь.

– Впредь я… никогда не допущу, чтобы подобное повторилось, – сказал он, чётко выговаривая каждое слово.

Защищая своего слабого и бесполезного ученика, учитель был ранен из-за него… нет, такое ни в коем случае никогда не должно повториться!

Шэнь Цинцю не знал, что сказать на это, и ограничился нейтральным:

– Гм.

«…Что вообще тут творится? – негодовал он про себя. – С какой стати у меня внезапно возникло то самое чувство „попадания в сферу покровительства главного героя“? Это что ещё за новости?! „Покровительства“, говоришь? Что за хрень собачья! Да этот самый главный герой в будущем в два счёта обстругает тебя, превратив в человека-палку, очнись уже, в самом деле!»

При этой мысли Шэнь Цинцю испытал целую бурю противоречивых чувств.

«Вашу ж мать! А ведь это убеждение, что ему надлежит „стать сильнее, дабы защитить дорогого для него человека“, должно было появиться у Ло Бинхэ после того, как он собственными