Шрифт:
Закладка:
Между тем Летэ дочитывал доверенность на разрешение действовать в суде от имени подсудимого, пока многие глядели на плачущего Уильяма с неприкрытым презрением. Тот так и продолжал поначалу просто плакать, потом уже рыдать, отчего в его голосе звучали и отчаяние, и бессильная ярость, и ненависть.
А потом в нем будто что-то оборвалось.
Он медленно поднялся, уставился в пол пустым взглядом. Такое зачастую происходит с приговоренными к казни, когда смерть уже дышит им в лицо. В такие моменты все былое перестает иметь значение, и приговоренный обретает полную отрешенность, которую по ошибке называют смирением. Однако это вовсе не смирение… Это скорее попытка спастись от сильной душевной боли, отказавшись от всего, что к ней привело, перестав быть чувствительным к самой жизни.
– Филипп! Еще раз спрашиваю, у тебя есть что-то для совета, помимо этих бумаг? – громче обычного спросил Летэ, чтобы привлечь внимание графа, который не услышал первый вопрос.
– Нет… – медленно ответил тот, не в силах оторваться от лица рыбака, а затем попытался добавить севшим голосом: – Сир’ес, я…
– Остальное после обряда! – оборвал его Летэ вскидыванием ладони. – Сначала обряд воспоминаний, как того требуют правила суда!
Летэ вышел из-за каменного стола и чинным шагом, волоча подол длинной мантии, направился к подсудимому. Звякнул его рубиновый браслет. Уильям стоял, не реагируя, но, когда ему вдруг жестоко вцепились в горло, он вздрогнул и в страхе прикрыл глаза. Только почувствовал, как по шее побежала теплая кровь. Разве он сам не поступал так с теми, кому было суждено умереть? Летэ отошел, промокнул полные губы красным платком и вернулся на свое место.
Вслед за ним вышла та самая женщина, которая напугала Уильяма своим видом, растратившим остатки человечности. На ней было надето грубое платье-рубаха. Она также припала к шее, немного выше прошлого укуса, и, испив крови, вернулась на свое место в молчаливой задумчивости.
Третьей из-за стола элегантно поднялась седовласая Мариэльд, которая назвала себя любовницей Гиффарда. Она, безразлично посмотрев на рыбака, подняла его безжизненную руку и прокусила запястье.
Горрон ждал своей очереди за спиной Мариэльд, поскольку был четвертым по старшинству в клане. Прежде чем прокусить другую руку подсудимого, он сочувственно взглянул на рыбака, но тот отвернулся. Герцог был мнемоником. И тогда, на берегу реки, он уже получил воспоминания, испив крови с платка. Но в тот раз ее оказалось слишком мало, и память предстала рваной, неполной, так что он хотел восполнить пробелы. Но когда перед герцогом развернулась вся картина, он отчего-то печально усмехнулся и посмотрел на Филиппа. Сам Филипп сидел за столом и учащенно дышал: вся его решимость куда-то испарилась.
Старейшины подходили по очереди – от самых древних до молодых. Таков был совет. Здесь уважали годы, определяя их как единственно верный признак преданности клану. Не успела половина присутствующих вонзить свои клыки, а Уильям уже стоял весь в крови, болезненно шатался, поддерживаемый прислужниками, и смотрел отупелым взглядом в пол, желая поскорее со всем покончить.
В конце концов в числе последних, самых молодых, к нему подошел Филипп фон де Тастемара. Он приблизился порывистым шагом, его глаза блестели, как у больного лихорадкой. Увидев котарди, обшитое понизу серебристыми воронами, Уильям все же поднял глаза, чтобы в последний раз посмотреть на своего палача. Однако Филипп отвел взгляд и, взяв руку рыбака, прокусил ее. Как и предполагалось, он провалился в последние воспоминания и мысли Гиффарда, плавно перетекающие в память Уильяма. То, ради чего и проводился обряд памяти.
* * *
Утро после нападения на деревню
Стояла ночь, и звезды, бледные и едва различимые, готовились вот-вот исчезнуть. Гиффард открыл глаза. Он очистил лицо от каменной крошки и огляделся, не понимая, что происходит. Память медленно возвращалась к нему. Со стоном боли вампир обнаружил, что взрывом ему разворотило брюхо, оторвало ноги и руку, которой он был повернут к этому проклятому мешку с шинозой. Посреди груди торчала потолочная балка, пригвоздившая его к обломкам.
Гиффард по-южному выругался. Он любил эти крепкие слова, заученные им на Юге.
Рядом с ним лежал труп того, кто все это и устроил. Хотя нет, еще не труп… Селянин дышал, пусть и тяжело, однако жить ему оставалось недолго. Впрочем, сейчас Гиффарда куда более заботили собственные проблемы. Райгар уже знал от вурдалаков, глазами которых мог видеть, что произошло, поэтому вполне мог послать своих слуг, чтобы все разузнать. Пошевелив единственной целой рукой, вампир снова издал стон боли. Первым делом ему следовало мысленно воззвать к Летэ – тот прикажет Райгару не вмешиваться и отправит на выручку Филиппа.
Но стоит ли это делать?..
Буквально недавно он прибыл из-за Черной Найги. Ему довелось побывать в Великих Городах, вдохнуть зной пустынь, посетить храмы, в которых молятся огненным фениксам, побеседовать с философами. И он неожиданно понял для себя, что все повидал. Южные люди когда-то казались ему иными, а сам Юг – загадкой. Однако ж на вкус что северяне, что южане, к сожалению, вышли одинаковыми: со схожими страстями и страхами. Долгая жизнь опостылела Гиффарду. Много лет он ходил по этому миру и больше не чувствовал ни сладости крови, ни тяги к приключениям, ни, что страшнее всего, желания продолжать жить.
Единственное, чего он хотел напоследок, – это удостовериться, что его преемником станет обладатель развитого ума, сильной воли и великодушного сердца. Ему казалось, что так и надо… Что только такой и должен отправиться дальше бродить по миру! Именно поэтому ему поначалу нравилась идея назначить наследником приемного сына своего друга Филиппа. Рыжеволосый мальчик, привезенный из Далмона, был живым, любознательным и подавал большие надежды.
Но как же сильно разочаровался Гиффард, когда много лет спустя вернулся в Брасо-Дэнто и увидел повзрослевшего Леонарда.
Может, не стоит просить Летэ о помощи? Через неделю-другую Гиффарда обнаружат в этой богами забытой деревушке, приволокут к Райгару – и тот обязательно постарается воспользоваться ситуацией. Он провернет все подло, но быстро. Став жертвой обстоятельств, Гиффард избавится от необходимости выполнять клятву и обретет долгожданный покой. Но что будет дальше? Конечно же, своим поступком он доставит множество проблем Филиппу, которому придется обращаться в суд. За это время может случиться многое: начиная от возвращения дара Леонарду и заканчивая тем, что дар останется при Райгаре. Гиффард прикрыл старые глаза, печально вздохнул. Нет, как бы обременительна ни была клятва, предавать семью нельзя.
Рядом с ним прокашлялись. Раненый селянин судорожно вдохнул и, протерев лицо от пыли, стал осматриваться.
«А он весьма красив лицом, – отметил про себя вампир, разглядывая его сквозь полуприкрытые веки. – У него чистая кровь орун, которая осталась лишь в полузабытых временем поселениях».
– А ты молодец, – произнес Гиффард, поглаживая лохматые брови, а точнее то, что от них осталось. – Удивил… Не ожидал я найти шинозу в крестьянском доме.
– Ты кто… кто такой? – спросил в испуге простолюдин.
– Для тебя, как простого человека, пусть я буду таким же простым демоном.
Гиффарду оставалось только наблюдать, как поселянин беспомощно пытается выбраться из-под завалов.
– На твоем месте я бы даже не пытался – только умрешь быстрее.
– Может… это и к лучшему… мне и так не выжить, но я поступил… поступил правильно. Еще и тебя с собой заберу к Ямесу.
– Хочу огорчить, однако твой поступок тяжело назвать правильным. Он иррационален по своей сути. Если бы ты не стал помогать своей старой матери, которой и так осталось немного в соотношении с твоей еще непрожитой жизнью, то вурдалак бы не разорвал тебе бедро. И ты бы спокойно покинул деревню вместе с остальными.
– Это… нельзя… бросать свою семью…
– Надо же, какое врожденное и несвойственное черни благородство! – заметил Гиффард, удивляясь, как точно поселянин повторил то, о чем он сам думал минутой ранее. – Именно таких героев всегда и увековечивают в балладах. Посмертно. Как говорится, «душа чиста, а сердце смело – в легендах образ сей воспет; затем в легендах и воспели, что в жизни места ему нет». – Он пропел эти строки насмешливо, издеваясь. – Что до меня, то полученная мной рана неприятна, но не смертельна. Через сезон буду целехонький – все переломы и увечья заживут, ноги отрастут заново, как должно. Однако…
Ему захотелось поговорить.
– Однако я сейчас в землях Райгара. Благодаря вурдалакам он
