Шрифт:
Закладка:
– Что? Почему его уносят?! – не поверил своим глазам Леонард.
Но никто даже не повернул к нему, крикливому, головы. Графиня чинно покинула коридоры. Ее глаза смотрели лишь на сына, который еще не знал исхода суда и где-то в глубине своего сознания, возможно, считал, что никогда уже ничего не узнает, как говорил ему ранее управитель Молчаливого замка.
Из пещеры стали подниматься и прочие старейшины, которые живо обсуждали то, что произошло. Кто-то говорил тихо, кто-то громко, но все как один были удивлены судом и его результатом. Йева и Лео отчаянно искали глазами отца.
Филипп вышел в числе последних… Не сразу Йева узнала того, кто вырастил ее… Бледный, одряхлевший на десяток лет, он брел и отстраненно смотрел под ноги, а его костюм и руки были в чьей-то крови.
– Отец!.. – позвала Йева.
– Что случилось? Почему он жив?! – воскликнул Лео.
Однако старый граф прошел мимо них, совершенно не замечая. Тогда его приемные дети кинулись к появившемуся следом Горрону де Донталю, который о чем-то спорил с ярлом. Заламывающая руки Йева спросила:
– Что с Уильямом, господин Донталь?
– Твой отец решил узаконить его, – качнул головой герцог. – Однако сир’ес Мариэльд де Лилле Адан использовала клятву совета и нарекла его своим сыном. Он уедет в Ноэль и станет виконтом Лилле Аданом. Хотя нет… у них там другая система наследования титулов. Графом Лилле Аданом, если кратко… – мрачно закончил он.
После этих слов у Леонарда будто земля ушла из-под ног. Все его мечты и стремления рухнули в один миг. Он не нашел в себе силы даже закричать от переполнившего его чувства ужаса, ибо его затрясло, как в припадке. Его родная сестра, наоборот, взглянула на герцога и с надеждой в голосе спросила:
– Так Уильям останется жив?..
– Останется, – усмехнулся герцог.
Подняв юбку, Йева тут же птицей взлетела по коридорным ступенькам и побежала вслед за отцом. Она понимала, что тому нужна поддержка. Однако в ее душе уже начинала расцветать радость от того, как все разрешилось!
Леонард же рухнул обратно на скамью. Склонив голову, он схватился за свои рыжие вихры и вперился в пол, пока мимо него проходили старейшины, шелестели юбки, перешептывались голоса. Так он и остался никем не увиденным, брошенным и покинутым. Наконец все ушли. За это короткое время на лице Лео успели смениться все возможные гадкие чувства, какие только существуют в этом мире. Страх. Злоба. Ненависть… А ведь он искренне полагал, что его отец сделает все возможное и выполнит обещание.
Выходит, ему все это время врали?
Сбоку раздался вкрадчивый шепот.
– Что такое? Данное тебе обещание не сдержали? – спросил мужчина, последним покинувший зал суда.
Одетый в простое черное котарди, он тихонько подошел, присел рядом на скамью. Пригладив изнутри языком свои клыки, он сложил на коленях руки, украшенные перстнями, и растянул толстые губы в сочувствующей улыбке.
– Вам-то какое дело? – выдавил Леонард.
– Должно быть, никакого, как и всем прочим.
– Кто вы такой?!
Мужчина еще раз улыбнулся.
– Райгар Хейм Вайр…
– Вот оно как… – Лео вздрогнул, но постарался не показать страха. Он сдавил губы в кривой ухмылке. – Пришли, значит, получить удовольствие оттого, что сын вашего противника сидит здесь униженный решением собственного отца? Думаете, я дам вам этим насладиться?
Тут пламя висевшего на стене рядом светильника заплясало в последний раз и погасло. Та половина скамьи, на которой сидел Леонард, неожиданно погрузилась в полумрак. Вскинув взор, Райгар задумчиво посмотрел на потемневший светильник.
– Как символично, – заметил он.
Леонард хотел было встать и уйти, но граф остановил его, положив руку на плечо.
– Я не получаю удовольствия от твоего унижения. Я испытываю сочувствие. Поверь, я сам был в похожей ситуации, поэтому понимаю тебя лучше всех прочих. Всем прочим на тебя плевать. Ты для них лишь этот потухший светильник, на котором они задержат взгляд всего лишь на миг – и пойдут дальше.
– Я не собираюсь вести беседы с предателем! – ответил Лео.
– Не было никакого предательства.
– Вы обманом забрали бессмертие своего господина! Это ли не предательство?
– Мало тебе рассказали…
Затем граф продолжил, убрав руку:
– В мои семь лет Саббас усыновил меня, как когда-то и Филипп – тебя. Всю жизнь я служил ему, был верным и преданным сыном, который, по заверениям отца, должен был перенять его дар, когда мне исполнится восемьдесят – девяносто лет. Но знаешь, что произошло? – Он выждал паузу. – В один день Саббасу неожиданно подкинули под дверь Мараули – мальчика из рыбацкой семьи.
При упоминании рыбака Леонард едва не разрыдался.
– Да-да, то же чувствовал и я, – сказал Райгар, однако глаза у него были довольными. – Преданный собственным отцом, который променял меня на безымянного мальчика без каких-либо выразительных талантов и способностей.
– Мне плевать, что вы чувствовали! – зло ответил Лео.
– Будь по-твоему. Думаешь, в конце концов твой отец устанет от жизни и передаст свой дар тебе. Ты ошибаешься. Ты не сын ему… Да, они называют нас сыновьями, внушают нам, что мы их наследники. Но стоит им увидеть призраков своих утерянных родных детей в ком-то другом – и мы вмиг перестаем быть сыновьями. Становимся теми, от кого лучше избавиться. Они лицемерны… Они не могут признать, что приложили столько усилий и не получили того, чего хотели, поэтому избавляются от нас под благовидным предлогом, будто нам самим будет от этого лучше… Они перестают быть отцами. Но, конечно, в твоей душе теплится надежда, что с тобой поступят иначе. Ты ведь не такой, как я, правда? Лучше, да? Может, и так. А если не так, то я живу на третьем этаже и готов побеседовать, когда захочешь. Левый коридор. Последняя дверь.
С этими словами Райгар еще раз послал улыбку, уже более заговорщическую, и, поднявшись со скамьи, покинул коридор. После этого слева от оставшегося в одиночестве Леонарда потух второй светильник – и коридор погрузился во мрак.
* * *
Йева подошла к двери отцовских покоев и тихонько постучала. Никто не отвечал. Но где же еще ему быть? Над Глеофом стояла беззвездная ночь. Приоткрыв дверь, графская дочь всмотрелась вглубь и увидела, что в самом углу, перед зажженным слугами камином, сидит в кресле Филипп. Она подобрала подол черного шерстяного платья, которое из-за поездки верхом уже порядком износилось, и подошла ближе.
– Отец, господин Донталь сказал мне, что Уильяма усыновила графиня Лилле Адан, – начала она.
– Да.
– Он уедет в Ноэль, графство Альбаоса?
– Да.
Йева понимала, что ее отец не желает никого видеть, но все же чувствовала в себе необходимость поговорить. Обняв его сзади за шею, она склонилась и поцеловала старого графа в заросшую густой щетиной щеку.
– Отец, но какая разница, кто его усыновил? – как можно ласковее спросила она. – Ведь вы все равно будете с ним видеться… Он же любит вас, считает за спасителя и учителя…
Усмехнувшись, граф поднял голову и посмотрел ей в глаза.
– Дочь моя, как же ты наивна. Уильям сейчас подобен глине на гончарном круге, а Мариэльд за те годы, что он будет жить в Ноэле, вылепит из него все, что ее душе угодно. Когда мы встретимся через много лет, он либо будет смотреть на меня как на пустое место, либо ненавидеть еще сильнее, что куда вероятнее.
– Но почему он должен ненавидеть вас?
– Потому что перед обрядом памяти Летэ ознакомил совет со всеми бумагами, которые я присылал ему.
Йева сначала не поняла, а потом побледнела.
– Погодите… Вы же писали, что хотите передать дар Леонарду?
– Да, – качнул плечами Филипп. Глаза его были печальными. – Я предал его и посеял в нем семя ненависти.
– Расскажите ему, что поменяли свое решение! Он простит!
– Уильям решит, что это было сделано под давлением завещания Гиффарда, – ответил граф.
– Но, отец…
– Знаешь… – Он погладил ее нежные руки. – Я уже подумываю о том, а не слишком ли много пожил на этом свете… Может быть, стоит сдержать свое обещание и передать свой дар тебе… – Филипп прикрыл старые глаза.
Йева посмотрела на сломленного отца в неверии, не узнавая его, затем обежала кресло и упала перед ним на колени, обняла их, примяла пальцами край котарди.
– Отец, даже не смейте говорить такое! Я благодарна за все то, что вы мне дали… Но мне не нужен этот дар! Не буду обманывать, я рада,
