Шрифт:
Закладка:
– Тише, тише, – прошептала она.
Ее голубые глаза глядели мягко, успокаивающе, поэтому резкий порыв Уильяма моментально иссяк. Он в напряжении замер, всмотрелся в старую женщину перед собой.
– Ты не понимаешь, почему до сих пор жив? – спросила она, словно прочтя мысли.
– Да… – хрипло ответил он.
– Я использовала клятву, данную мне советом тысячу лет назад, чтобы принять тебя в свой род.
– И зачем, черт возьми?!
– Не затем, чтобы обмануть и передать твой дар кому-либо, – тепло улыбнулась женщина. – У меня нет приемных детей, друзей и прочих, кто мог бы жаждать твоей смерти. Но когда я увидела твои воспоминания, то решила, что смогу помочь тебе. А ты, может быть, хоть как-то скрасишь мое одиночество, полюбив меня, как мать, и станешь мне ласковым, верным сыном.
– У меня лишь одна мать, но ее, вероятно, уже нет! – стиснул зубы Уилл. – Я сожалею, но… боюсь, из меня выйдет никудышный сын. Лучше верните меня обратно в зал суда, чтобы уже закончить то, за чем меня сюда притащили!
Из его груди вырвался тяжелый стон.
Против воли он продолжал находиться в зале суда, когда ему зачитывали бумаги. Как легко его предали те, кого он действительно любил всем сердцем. А как посмотрел на него граф Тастемара, как холоден, беспощаден был его взгляд! Его, дурака, не собирались щадить. О, эти лживые обещания помочь, данные только для того, чтобы избежать проблем с сопровождением незаконного преемника. Действительно, как он смел рассчитывать на спокойное счастье, будучи простолюдином, у которых счастья не бывает? Лицо Уильяма перекосилось в злобе, и он сжал кулаки. Старая графиня попыталась его успокоить, снова погладила по плечу, но он только грубо оттолкнул ее руку. Резко вскочив, он припадающим шагом пошел к одному окну, посмотрел на дождь со снегом, затем – к следующему. Если бы он мог видеть себя со стороны, то, вероятно, испугался бы, поскольку походил на больного зверя, мечущегося в клетке.
– Аспея забирает обычно в середине или конце зимы, так что твоя мать, скорее всего, еще жива. Мы можем ее навестить, когда отправимся домой, – сказала ровным голосом женщина.
Вздрогнув при этих словах, Уильям остановился, перестал болезненно озираться и посмотрел на седовласую женщину. Он не знал, что сказать и куда себя деть. Все внутри него содрогалось от воспоминаний о суде. Что еще им всем нужно от него? Неужели его доверием опять пытаются так бесстыдно воспользоваться?!
– Я тебя не обманываю, – продолжила графиня, тепло глядя на Уильяма. – В Ноэль, твой новый дом, можно попасть двумя дорогами: либо через крохотный Гаиврар на юге, либо через север Имрийи, которая соседствует с твоим Офуртом. Вторая дорога, конечно, длиннее… Но чтобы ты увидел мать и помог ей, мы сделаем этот большой крюк.
– Матушке нельзя помочь, – покачал головой Уилл. – В замке я перебрал полтора десятка книг. И везде сказано, что это неизлечимое заболевание для северных целителей… Так что ваши слова можно выбросить на ветер. Они лживы изначально! Не старайтесь меня обмануть!
– Ты правильно заметил, что заболевание неизлечимое для целителей северных. Но никак не южных…
Когда графиня увидела, что ее слова заставили Уильяма замереть и прислушаться, пусть и с подозрением, она поднялась из кресла. Подойдя мягкой походкой, женщина снова протянула к нему руку, погладила рукав его белоснежной рубахи и разровняла складочку.
– Один мой друг… – произнесла мягко она. – Он как раз южный целитель и уже не раз справлялся с болезнями и пострашнее. Он поджидает нас в Йефасе. Если твоя мать еще жива, он не только облегчит ее страдания, но и может полностью излечить.
– Это невозможно… – сказал Уильям, нахмурившись и глядя куда-то вдаль, в пустоту.
– Все возможно. Нужно лишь иметь знания и средства.
– Откуда взяться южному лекарю здесь, на Севере? Лжете! Что вам надо?..
– Пацель порой любит сопровождать меня в путешествиях. Я же сказала, что он мой друг. Ты с легкостью можешь спросить об этом у слуг. – Графиня пропустила мимо ушей его выпады и попыталась коснуться его пальцев, но Уилл отдернул руку. – Я повторяю, что не собираюсь забирать твою жизнь. Очень давно я потеряла сына, похожего на тебя, такого же черноволосого и молодого, и поэтому, увидев тебя в зале суда, решила, что… может быть, ты сможешь полюбить меня, как мать, и станешь мне хорошим сыном.
Уильям промолчал, только сделал шаг в сторону от той, кто так настойчиво пыталась назваться матерью.
«Ростом с Йеву», – подумал он, и тут же его лицо вновь перекосилось, стоило ему вспомнить дочь графа. Вспомнил, как она не желала ничего говорить и нагло врала в глаза. Вот, значит, почему она избегала его? Боялась проговориться! Лгунья, как и ее отец, потакающая всеобщему предательству! А он, как последний глупец, бегал за ней, пытался извиниться и понять, что с ней происходит. Дурак! Болван! Пока он вспоминал все происходившее, продолжая связывать это с длительной ложью, старая графиня подошла к столу, взяла оттуда документ и вложила его в руки Уиллу. Тот опустил глаза, принял документ с печатями, вчитался, однако не понял, о ком там идет речь. Он даже перевернул бумагу, чтобы найти ответ на другой стороне, – но там оказалось пусто.
– Юлиан де Лилле Адан? Про кого здесь написано?
– Про тебя. Уильям – это имя, распространенное на Севере, – ответила графиня. – Когда ты поедешь со мной в Ноэль, там оно будет для тебя обузой и клеймом. Все будут считать тебя северянином. Так что вместе с новой жизнью ты получил новое имя. Многие из нас в свое время отказались от своих старых имен, чтобы пойти дальше.
– И зачем вы мне это дали? – не понимая, спросил Уилл, крутя в руках бумагу.
– Чтобы ты убедился в истинности моих намерений. Наш клан старается все сначала узаконивать, а затем документировать. И перед тобой самый настоящий документ, подтверждающий твой статус. Ты можешь оставить его у себя, а можешь порвать прямо сейчас, на моих глазах, и стать простолюдином. Я не собираюсь навязывать тебе определенное решение, как другие, – даю свободный выбор. Но предполагаю, что тебе некуда идти после суда, поэтому приглашаю отправиться со мной в Офурт, чтобы ты смог спасти свою мать от ужасной смерти…
И Мариэльд замерла в ожидании.
Уильям же опять промолчал. Он глядел то на документ, где его имя было записано как Юлиан де Лилле Адан, то на графиню с глазами, напоминающими гладь озера в летний ясный день. В ее облике чувствовалось величественное спокойствие, которое действовало на него усмиряюще, заставляло прислушиваться. Однако он все равно не доверял ей… Ему хотелось уйти отсюда, чтобы его больше не предавали: перед глазами до сих пор стояли сцены кровавого суда. Именно поэтому, продолжая рассматривать скрепленную печатями бумагу, в которой было четко сказано, что теперь он Юлиан де Лилле Адан, он плотно сжал губы. Затем прищурился и заметил:
– Вы так и не сказали, зачем вам нужен я, обычный рыбак? Неужели за все годы не было возможности использовать какую-то там клятву для другого? Я просто не верю. Извините…
Уильям вернул бумагу и сам стал ждать ответа.
– Скажите прямо, к чему вы ведете?
Мариэльд качнула плечами.
– После Кровавой войны, которая унесла жизнь моих сына и мужа, было заведено правило передавать дар только зрелым мужам. Обычно в возрасте семидесяти – ста лет… Считается, что вампир к этим годам преисполняется мудрости, опыта и перестает быть рабом телесной похоти, чтобы исключить на него влияние со стороны. Я же, впервые за много веков, вижу перед собой красивого юношу, который годится мне в сыновья и внешностью, и истинным возрастом.
– Какой же из меня юноша? – против воли усмехнулся Уильям.
– Для всех старейшин ты наивный юноша, но никак не зрелый муж, – улыбнулась Мариэльд. – Раньше у меня не было возможности использовать клятву для кого-то подходящего.
