Шрифт:
Закладка:
– По сути, со мной произошло то же самое…
– Ты не прав. Гиффард сделал тебя старейшиной не затем, чтобы ты донес дар Филиппу, как тот думал, а потому что ты достоин. Можешь спросить любого на ужине, тебе все подтвердят. Мы все видели твои воспоминания. – Она ласково посмотрела снизу вверх. И говорила так спокойно, что это не могло не действовать на собеседника.
Уильям нахмурился, почесал подбородок.
– Я потерял сознание… А что потом? Что я пропустил?
– После того как совет увидел в воспоминаниях, что ты законный наследник Гиффарда, о чем он сообщил нам, умирая, я решила использовать клятву и усыновить тебя. Мои айоры взяли тебя на руки и принесли сюда. А уже к полудню Летэ фон де Форанцисс передал мне официальный документ, подтверждающий твою принадлежность к моему роду Лилле Аданов.
Уильяма продолжали терзать сомнения. Он еще раз посмотрел на ту, что спасла его, на ее теплый, но величественный взор. Впрочем, столь тепло на него некогда смотрел и Филипп фон де Тастемара… Если бы не ловкое предложение графини отправиться в Офурт, чтобы спасти матушку, он бы попытался поскорее уйти отсюда. Его пальцы уже мяли уголок документа, готовые порвать. Внутри ворочалось надолго поселившееся в его душе недоверие, которое успело пустить в нем корни, но предложение было столь заманчивым, что он боялся не воспользоваться им и обречь матушку на погибель.
– Вы, госпожа, говорите много и красиво… – наконец сказал он. – Но я уже слышал что-то подобное об обещаниях помощи от… – Слова застряли у него в горле. – От графа Тастемара.
– Хорошо. Вижу, ты научен горьким опытом и не веришь мне.
– Не верю, извините, – покачал головой Уильям, наблюдая за успокаивающейся за окном непогодой.
– Тебя ни к чему не обязывают. Как я и говорила, ты можешь уйти в любое время, и, клянусь, я не буду преследовать и мстить. Если твоя родная мать жива, то мой друг исцелит ее, и даже тогда я не буду требовать от тебя благодарности. Ты можешь покинуть меня сразу после Офурта.
– А если матушка уже мертва?
– Что ж, это ничего не изменит. Я тебе уже сказала, что ты можешь покинуть меня в любое время.
По лицу Уильяма вновь пробежала тень сомнения. Он еще раз взглянул настороженно на хозяйку Ноэля, о котором ничего не знал.
– Хорошо… Я отправлюсь с вами до Офурта. И… спасибо вам за спасение…
– Раз уж ты решил дать мне шанс, – графиня улыбнулась, – хочу кое о чем тебя попросить.
– О чем же? – в глазах Уильяма снова вспыхнуло подозрение.
Ему показалось, от него потребуют чего-то, что вмиг перечеркнет все прошлые обещания. Неужели это и есть начало очередного злого предательства? Понимая, что старая графиня стоит совсем рядом с ним, почти вплотную, он отодвинулся подальше от нее к окну.
– Не переживай. Единственное, о чем я тебя попрошу, – это позволить моим слугам тебя подстричь! – расхохоталась графиня.
– Но чем плохи мои волосы, госпожа? – удивился Уильям, дотрагиваясь до волос, что лежали на плечах волнами и блестели, подобно перьям ворона.
– Юлиан, как считают в Ноэле, «мужчинам с длинными волосами пристало находиться либо на Севере, либо в свинарнике»…
Поморщившись от «Юлиана», Уилл кивнул и принялся расхаживать по покоям, пока графиня посматривала на него. Сам он старался не смотреть на нее, усиленно размышляя о том, что же ему наобещали. Больше он никому не доверял, убедившись, что улыбки и теплые взгляды не мешают держать за спиной подлый клинок. В свое время и граф Тастемара, и Йева, которая позволяла целовать ее, убеждали его в честности намерений, а он, наивный дурак, добровольно вкладывал в их руки свою жизнь.
И чем это для него обернулось?
Кто знает, что скрывается за улыбкой старой графини Лилле Адан? Она одна из влиятельнейших. Да, у нее было приятное лицо с тонкими аристократическими чертами, такой же приятный, будто материнский взгляд, каким на него некогда смотрела матушка Нанетта, встречая на пороге. От этого на Уильяма неожиданно нахлынули детские воспоминания: его окруженный изумрудными соснами дом, запахи запеченной на углях рыбы, дышащие лесом дрова, стол с трещинами, за которым вечером собиралась вся семья. Уильяму вдруг отчаянно захотелось поехать в Варды, чтобы исправить произошедшее!
Однако, вероятно, рассуждал он, старая графиня куда более искушена в искусстве лжи, чем тот же граф Тастемара. Поэтому ее материнский взгляд может быть лживым. Хотя, с другой стороны, куда ему идти? Не было для него больше никаких дорог, кроме как бродить зверьем между деревнями. Так какая, собственно, разница, что с ним сделают? Но, быть может, хотя бы увидит свою родную мать и поможет ей.
Будь что будет!..
* * *
После вежливого стука в покои вошел тощий долговязый вампир, облаченный в шаровары и белоснежную рубаху с высоким воротом, который облегал шею. В его руках был таз, а на боку висела витиевато украшенная тканевыми цветами сумка. Вампир окинул комнату прищуренным взглядом, и его губы, обрамленные чудно остриженными усами, расплылись в раболепной улыбке. В легком поклоне он возвестил шепелявым голосом с акцентом:
– Доброе утро, тео! Вижу, что и ваш сын уже проснуться. Как я вовремя. Не поверить, бежать со всех ног, чтобы успеть сюда к рассвету!
– Ты должен был явиться раньше. Займись им! – приказала графиня, и в ее голосе зазвенел металл.
Со вздохом, что он вновь заложник ситуации, Уильям направился к дубовому креслу, на которое ему указал цирюльник. А когда подошел, впервые осознал, что больше не хромает и чувствует себя вполне здоровым.
– А сколько я спал? – вдруг спросил он.
– Присаживаться, – поспешно обратился к нему цирюльник. Он пригладил свои забавные короткие усики. – Ах, мне уже не терпеть приступить! Руки так и чесать обстричь эту лошадиную северную гриву!
Усевшись в кресло, Уилл задумчиво вперился в пол. Он уже напрочь позабыл о собственном вопросе. Впрочем, Мариэльд не стала отвечать. Взглянув на сына, она устроилась на кушетке около большого окна и прикрыла глаза.
Около уха противно защелкали ножницы.
На мгновение Уильям отвлекся и увидел упавшую к своим ногам черную прядь. Пока его стригли, перед глазами ясно вставал обряд памяти. Ему показалось, что во время суда Горрон де Донталь смотрел на него сочувственно и, можно сказать, даже печально. Пожалуй, к нему единственному он теперь не испытывал ни отвращения, ни ненависти. И что-то подсказывало, что Горрон пытался ему помочь, но делал это, возможно, слишком деликатно, не смея мешать своему старому другу.
Пока он раздумывал, в покоях стало тихо. Посветлело. Дождь сменился снегом. Снег белоснежными хлопьями налипал на толстое стекло и тут же таял, соскальзывал и скапливался на металлической оплетке. Значит, отрешенно подумал Уилл, в Офурте уже давно властвует зима. Стало быть, матушка испытывает обострение болезни… В этом он увидел еще одно подтверждение своего выбора: нужно потерпеть, чтобы посетить Варды. А потом почувствовал, как его забил озноб. Пусть в покоях и пылал камин, но его не хватало для прогрева столь громадной комнаты с тремя полуциркульными окнами и высокими потолками.
Между тем старая графиня дремала на кушетке совсем неподвижно, одетая в тонкое серое мягкое платье, чем-то напоминая мраморную статую. Ее белоснежные, как снег за окном, косы лежали на ее костлявых плечах. Казалось, она дремлет – глаза ее были закрыты, но не было никакого движения век. Точно статуя… А потом Уильяму вдруг вспомнилось, что она ничем не пахла, в отличие от графа Тастемара, от которого часто несло лошадьми, старой бумагой и кожей.
«Этот замок строился не для людей», – сделал вывод Уильям, глядя на неподвижную графиню. От этой мысли он невольно дернул плечами.
– Тео, не шевелиться!
Цирюльник в раздражении причмокнул губами. Чуть погодя он спрятал ножницы в сумку, потер ладони, чтобы согреться, и достал оттуда серебряные тонкие трубочки с выбитым на них узором. На эти трубочки Уильям поначалу непонимающе покосился, однако тут же его мысли занял подсчет, как быстро они достигнут заснеженного Офурта. Две недели до Брасо-Дэнто… Потом, значит, несколько дней до Больших Вардов. Ну, предположим, три недели в пути… А дальше он уже узнает, что с его матушкой и насколько исполняются обещания.
Можно ли вылечить зимнюю аспею?
– Госпожа… – тихонько позвал он.
– Да, Юлиан. – В ту же секунду глаза статуи открылись.
– Когда мы покинем Молчаливый замок? – поинтересовался Уильям, поморщившись от нового имени.
– Завтра утром, сразу же после
