Уильям промолчал. Он не знал, что ответить, потому что не верил во все сказанное и мало что понимал.

– Вижу, ты продолжаешь не верить мне. Недоверие основывается на непонимании.

– Уж нет ли у вас дара чтения мыслей? – вздрогнул Уилл.

– Нет, такого дара у старейшин не бывает. А с тобой и дар не нужен. Повторяю, у тебя лицо как пергамент, на котором слова – твои мысли, поэтому Белому Ворону и удавалось поддерживать обман. Ну и раз мы отошли так далеко, что нас никто не услышит, то, что же… Давай я немного поведаю тебе о своей судьбе. – Графиня качнула плечами, взялась за локоть Уильяма. – Тогда ты лучше поймешь меня, а я… Я вспомню то, что было будто бы не со мной – так давно это произошло…

Взяв сына под локоть, Мариэльд сняла капюшон, с которого осыпался снег, и принялась рассказывать:

– Много лет назад я родилась в землях, которые в те времена не имели ни названия, ни герба, ни короля. Эти земли в будущем назовут краем тысяч гор и рек, краем острейших высоких вершин и черных-пречерных пещер, какие только есть на этом свете.

– Это же Офурт? – изумился Уильям.

– Да, Офурт, – кивнула графиня. – А еще мои отец и мать были обычными людьми. Да-да, Юлиан, не смотри так, я такой же человек, как и ты. Об этом в клане знают немногие…

Я родилась под другим именем – Хеоллея. Моя деревня звалась Руротроон, что означало Маленькая, и была продолжением другой деревни – Аурутроон, то есть Большая. Мы занимались скотоводством, рыбалкой, охотой и жили, в общем-то, уединенно. Изредка к нам являлись для обмена люди из далеких земель. Когда я стала женщиной и у меня пошла первая кровь, отец продал меня за пару коз прибывшему для торговли вождю Карнкапа. Пара коз – очень щедрая плата, но я была невероятно красива, статна.

Мой муж оказался зрелым, бородатым, имел нескольких детей моего возраста. По прибытии в его поселение я уже была беременна. Патрупприн – так звали моего мужа – любил меня, и я стала его последней, четвертой, женой, а за те годы, что он был жив, родила ему множество детей. В свою очередь, они выросли и породили своих детей. А к моменту тех страшных событий, о которых я тебе расскажу дальше, моему младшему сыну Енрингреду, такому же высокому, как ты, с голубыми глазами и красивым лицом, было около двадцати зим.

О, Юлиан, это были чудовищные, невообразимые времена… И легенды о них не передадут и части того ужаса, что воцарился в наших землях… Огонь взметался до небес, порожденный дыханием исполинских тварей. Воды шипели белой пеной, когда в них погружались воющие на сто голосов существа размером с корабль. Посреди ковыльных пустошей за неделю могла вырасти остроконечная гора. В лесах шелестела листва, точно проносился ветер… но то был не ветер, а тысячи порождений демонов, что сделали ветви и кусты своим домом. А человеческие поселения, что же… Поселения пропадали целиком, когда по ним проходили последователи юстуусов.

– Кто такие юстуусы? – переспросил вполголоса Уилл, придерживая графиню под руку. Они бродили по усыпанным пухлым снегом дорожкам.

– Их еще порой зовут велисиалами, – сказала Мариэльд. – Горрон рассказывал тебе о них по пути на суд. Помнишь? Однако сейчас они обитают лишь в преданиях, а вот тогда их жрецы, преданные, жестокие, приходили и приносили смерть… Они убивали всех зрелых и старых, забирая с собой лишь молодых, способных пережить кровавые обряды. Мое поселение, располагавшееся в будущем Аелоде, постигла та же участь. Они пришли холодной осенней ночью, когда ветер дул с севера. Их было едва больше полусотни, но из-за того, что жрецы явились из темноты, никто не успел отреагировать… К тому моменту мой муж уже давно погиб и вождем был сын первой жены.

На моих глазах сначала убили моего старшего Моллуда, затем закололи двух других – Дроррука и Обехониона. Средний сын, Миллор, сгорел заживо, оказавшись запертым в подожженной лачуге вместе с несколькими жителями. Я слышала его крики, но не могла помочь. А мой младший Енрингред… – Графиня вздохнула. – Он попытался вывести меня и свою жену с новорожденным сыном за ограду поселения, чтобы исчезнуть в ночи. Но его настигло копье, жену отобрали, ребенка растоптали кони, а мне достались стрелы, что пробили грудь, живот и ноги.

Мой дорогой сын, я уже вижу, что ты странно притих от моего рассказа и, похоже, позабыл ненадолго даже собственный суд. Да, все познается в сравнении. Чужие великие горести заставляют думать, что собственные куда мельче и не так значительны…

В ту ночь погибла большая часть моей семьи, а выживших увели. Я умирала, мысленно готовясь к тому, что моя душа отлетит в Сумрачный Хорренх, но перед этим качала на руках своего Енрингреда, хрипящего и окровавленного… К рассвету мое тело стало неметь, и я наблюдала за восходящим солнцем со слезами на глазах, поглаживая уже ледяную руку любимого сына.

В те годы в северных землях происходило много чего необычного. Можно было встретить как тех, кто уносил в черноту смерти, так и тех, кто наделял светом жизни. На рассвете явились незнакомцы, которых горящее поселение привлекло, как мотылька пламя. После долгой беседы с ними я и получила свое тягостное бессмертие…

Многое произошло после той страшной ночи. Рассказывать, увы, долго, да и бессмысленно. Спустя годы я повстречала Морулеона. Он был таким же, как и я, и мы отчасти исцелили душевные раны друг друга, решили идти дальше вместе. Прибыв в прибрежный Ноэль, который уже тогда звался Ноэлем, и имея небольшое войско, мы захватили там власть. Мне пришлось изменить имя на более южное – Мариэльд. Годы текли… Бессмертных становилось все меньше, ведь тогда не считалось дурным тоном одному иссушить другого до последней капли крови. Я познакомилась с Летэ фон де Форанциссом и его женой, потом имела знакомство и с Горроном де Донталем, но лишь отдаленно, общаясь через других. Тогда, в зарождающихся королевствах, мы смогли занять свои земли, получить титулы и правили, постоянно воюя.

А тысячу лет назад в одном из разрушенных поселений мы с моим мужем обнаружили мальчика-сироту. И усыновили его. После победы над воинственным родом Лортров мы дождались, пока он возмужает, и передали ему бессмертие, которое до того дня томилось в узилище долгими годами, воя и рыдая. И наша семья стала полной, счастливой. Но ненадолго…

Грянула Кровавая война. Мы находились между двух крупных воинственных кланов, Сир’Ес и Теух, каждый из которых старался переманить нас к себе. И когда казалось, что близится закат клана Сир’Ес, мы с семьей, примкнув к клану Теух, предали его. Ты удивлен? Зачем мы это сделали?.. – Увидев непонимание в глазах собеседника, она продолжила: – Ты пока мало что смыслишь в политике, сын мой, поэтому не буду ничего объяснять, отвечу так: на то имелись веские причины. Барши был действительно Безумным… Даже Летэ не до конца знает, что происходило внутри вражеского клана и каким пыткам подвергались его собственные сподвижники. Итак, мы выдали Летэ и его военачальникам сведения о местоположении Теух в поселении, от которого после тех событий останутся одни развалины. Сейчас эти земли зовутся королевством Дриад. Нам тоже пришлось присутствовать на готовящемся собрании, чтобы не вызывать подозрений.

Тогда Летэ обрушился всем своим войском, которое возглавлялось двадцатью бессмертными и пугало несметным количеством вампиров. Они пробились к подземному залу, где проходило собрание, однако Барши успел запечатать двери. За то время, пока их ломали, он, благодаря дару мнемоника, потребовал крови всех своих последователей и понял, кто его предал. Он знал, что проиграл, но перед смертью успел отомстить… Мужа, а затем и сына иссушили на моих глазах… Когда это случилось, каменные двери все-таки разбили тараном. Завязалось сражение. Летэ вместе с Марко отчаянно пробивались ко мне, пока Горрон, Барден, Теорат и Амелотта добивали неприятеля снаружи, уничтожая вражеское войско, забирая лошадей, захватывая пленных.

Конечно, там было много других бессмертных, но я называю тех, кто знаком тебе по суду.

Из клана Теух не пощадили никого, и их бессмертие вскоре передали последователям Сир’Ес. После сражения же сам Летэ, когда понял, что опоздал, упал в доспехах передо мной, а также погибшими Морулеоном и моим сыном на колени и дал священную клятву на крови: удовлетворить любое прошение по наследованию, каким бы оно ни было. Даже если оно коснется