Шрифт:
Закладка:
– Юлиана, Юлиана… – поправила снисходительно графиня. – Кто знает… Будущее так туманно, что порой нужно готовиться ко всему, чтобы быть готовым хоть к чему-то… – С улыбкой она подвинула кресло ближе и ласково погладила руку спящего, который пока и не предполагал, что у него появилась «мать».
Графа неожиданно осенила догадка. Напрягшись, он еще некоторое время переводил взгляд то с Уильяма на вещи, то с вещей на старую графиню.
– Тебе еще что-то нужно, Белый Ворон? – наконец произнесла Мариэльд. – Если нет, попрошу покинуть мою спальню.
Ответом была тишина.
Конечно, Филипп промолчал. Он не мог обвинять такую уважаемую старейшину, поскольку на него сразу же обрушился бы гнев всех ее сторонников, которые составляли большинство клана. Ему пришлось развернуться, направиться к двери, и уже на пороге он на миг остановился, чтобы поглядеть на Уильяма, который мог стать его сыном. Для себя он уже считал его сыном…
Хлопнула дверь. Филипп покинул покои графини Лилле Адан и вернулся в свои, где уселся в кресло перед зажженным камином, за которым исправно следили слуги, и в тревоге задумался. Его не покидало ощущение, что Уильям попал в очередную передрягу. С самого начала история юноши из глухой деревни казалась ему подозрительной, но теперь граф был более чем уверен, что его подозрения небезосновательны.
Глава 7. Малый зал
Между тем время шло – близилась полночь. Дождь прекратился, сменился страшным ветром, который сильно шумел и гнул деревья вблизи Молчаливого замка. Это не мешало ночным птицам, и их крики порой долетали даже до башен.
В полном одиночестве, в почти окутанной тьмой комнате, где единственным источником света остались тлеющие каминные угли, сидел Леонард. Его ноги были согнуты в коленях. Он покачивался на бордовом покрывале и отрешенно глядел в камин. За весь день Эметта ни разу не навестила его, а отец и сестра словно и вовсе позабыли о нем. Он качался туда-сюда, время от времени дотрагиваясь до своего обезображенного лица. Пусть демоница отчасти и залечила его увечья, однако никогда более его походка не будет как у дикого кота. Иногда ему чувствовалось, что правая нога волочится по полу, а левая рука немеет, будто отнимается. Вторя мыслям, по руке устремилась вверх вспышка боли, и Леонард поморщился, потер круговыми движениями запястье и принялся качаться дальше. Его губы сжались до уродливой белизны, а лицо, и так изувеченное, перекосилось от сочувствия к самому себе и ненависти ко всему прочему.
Прервал все Таки-Таки. Очнувшись от налетевшего в окно ветра, ворон запрыгал на жерди, захлопал крыльями и истошно закричал:
– Кар-р, кар-р!
– Да заткнись ты уже! – озлобленно вскрикнул Леонард.
Он резко кинулся к надоевшему ворону. Хрустнула шея.
В комнате обосновалась тишина. Только после шлепка птичьего тельца об пол вновь страшно завыл ветер, который принялся выдавливать окно в свинцовой оплетке. Леонард вперился в ворона единственным глазом, качнул головой и перестал предаваться размышлениям. Ему показалось, что эти мысли затягивают его в какой-то омут безнадежности… С трудом приподняв левую руку, он надел свой парадный зеленый кафтан, затем нечищеные сапоги. Мельком заглянул в мутное зеркало. Поначалу Лео не узнал себя, вздрогнул: из черноты отражения на него смотрело лицо, исполосованное багровыми рубцами, как плетями, со свернутым носом, отсутствующим ухом и подскошенной челюстью. Не выдержав, он ненадолго разрыдался.
Наконец он поправил подол кафтана и дрожащим, подпрыгивающим шагом, чтобы не беспокоить правую ногу, покинул гостевую спальню. Он постучал в покои отца, но они оказались пустыми. Тогда он вошел к Йеве, но и ее не было на месте. Нахмурившись, Леонард посчитал, что они вместе куда-то ушли, забыв о нем, и принялся искать их.
* * *
Граф и его дочь сидели в зале на втором этаже, в правом крыле башни. Это был один из тех уютных залов, который казался скорее принадлежащим миру человеческому, нежели демоническому. Здесь имелся длинный стол из дуба, а также множество стульев и кресел, полукругом обращенных к камину. Отделанный мрамором очаг на полстены пылал, подобно огненному порталу, а в его умиротворяющем свете, вбирая изливающийся от него жар, разговаривали несколько старейшин.
Помимо графа, в креслах сидели барон Теорат Черный, ярл Барден Тихий, а также Шауни де Бекк. В руках первого покоился бокал с кровью. Вампир неторопливо наклонял его из стороны в сторону, любуясь игрой рубинового напитка.
– Она бы в любом случае использовала клятву, выиграл бы ты это дело или нет, – произнес негромко барон.
Его темно-карие глаза казались совсем черными, горели углями в отблесках пламени. За эти глаза Теората, в общем-то, и прозвали Черным. Они изучали то Филиппа, то его дочь. Лицо барона, который выглядел как сорокалетний мужчина, обрамляли вьющиеся смоляные волосы до плеч, и время от времени он лениво поправлял какую-нибудь упавшую ему на лоб прядь. В противовес движениям само лицо его было резким, угловатым. Оно имело узкий ястребиный нос, впалые щеки и острый подбородок. Так что эта ленивая грация напоминала скорее грацию дремлющего в тени хищника, готового в любой момент прыгнуть на свою жертву.
– Я это понимаю, мой друг, – сказал Филипп. – Как и помню наш уговор, что ты поддержишь меня лишь в вопросе приоритета на наследие Уильяма.
Обстановка не располагала к громким разговорам. Все перешептывались между собой, растворялись взглядами в полыхающем на полстены камине.
– Ты знаешь мои убеждения, – ответил барон. – А я не иду против собственных убеждений. Слишком уж стар для этого.
– Так что насчет Леонарда? – спросил Филипп.
– Сложно, но постараюсь помочь. Король Эадес, после того как едва не скончался от мышьяка, перестал принимать кого-либо ко двору.
– Отравители с Юга?
– Не думаю, – усмехнулся барон. – Если бы за дело взялись веномансеры, то Эадес бы точно не выжил. Эти мерзкие создания будут похуже маготворцев… Наши же и отравили…
– Попроси помочь Горрона! – неожиданно рыкнул ярл Барден, отчего Йева вздрогнула. – Этот плут мигом распутает любой заговор. Он в них как гарпия в воздухе себя чувствует!
– Не нужно, – ответил Теорат. – Мне политика интересна лишь в вопросах сохранности моих вложений в винные плантации «Летардийского золотого» подле Солнечного Афше. А мнемоников вообще лучше лишний раз не трогать… – И по его губам скользнула ироничная улыбка.
В зале ненадолго стало тихо. Филипп подлил себе крови, а также, позаботившись о дочери, что побаивалась говорить в присутствии других, подал наполненный кубок и ей. Из темного коридора появились вышколенные слуги, чтобы поменять графин на новый, уже с теплой кровью.
Потянув носом воздух, Теорат посмотрел на сидящего справа Шауни де Бекка. Тот все понял, поднялся из кресла и наполнил два кубка, один из которых передал своему милому другу из Летардии. Он чем-то неуловимо напоминал Теората Черного: какими-то подергиваниями носа, подниманием бровей или даже игрой складок вокруг рта. Такую одинаковую мимику зачастую приобретают те, кто слишком долго живет друг подле друга.
Эти два старейшины и правда проживали вдвоем уже многие века. Однако, несмотря на некоторые сходства, внешне они разительно отличались. Шауни был полностью седым, коротко остриженным по южной моде, а глаза имел серо-синие. Двигался он мягко, можно сказать женственно, в отличие от своего друга, да и одевался иначе: его пальцы усыпали блестящие перстни, в то время как Теорат мало чем выдавал свое богатство и носил черные одежды.
Пока все вкушали кровь, Филипп нахмурился и прислушался к приближающимся шагам. Вскоре в небольшой зал, под арочный низкий проем, вошел Леонард. Беспокойным взглядом он отыскал отца и, заприметив собравшихся, настороженно поклонился:
– Доброго вечера, сир’ес.
– И тебе, Леонард, – мягко улыбнулся Шауни.
Остальные просто кивнули.
– Мы как раз вели разговор о тебе, – произнес Теорат, не отводя глаз от огня.
– В каком же ключе вы меня обсуждали?
– Ты поедешь с бароном в теплую Летардию, ко двору самого короля Эадеса, – ответил Филипп и затем добавил: – Как ты некогда и желал…
– Филипп, только не сразу… Дай мне пару месяцев, чтобы поговорить со своими людьми со двора и предоставить тебе расчет по ежегодным выплатам в сеттах. – Теорат так и не взглянул на вошедшего, будто брезгуя.
Вместо того чтобы отблагодарить, Леонард
