Шрифт:
Закладка:
Уважаемый совет, прошу и вас принять мое последнее завещание! Увы, не оформленное в двух экземплярах… Но, думаю, вы увидите, что рядом со мной нет ни пергамента, ни чернил, ни печати… – Гиффард в последний раз усмехнулся. Даже на ложе смерти он не переставал острить. – Кхм, я признаю Уильяма своим законным наследником, а также прошу суд вписать его в род Тастемара…
Произнеся эти слова на выдохе, Гиффард замолчал – у него не осталось сил. Он лежал на боку и наблюдал сквозь полуприкрытые веки, как кровь сама покидает его тело. Поначалу он перестал чувствовать свою руку, затем живот; холод начал подбираться все выше и выше к голове. Наконец он понял, что слишком устал даже для того, чтобы держать глаза открытыми, и, простившись со своей любимой Мариэльд, со своим воспитанником Филиппом, забылся последним сном, самым темным…
* * *
Йефаса
Когда граф отошел от Уильяма, тот уже утратил последние силы и, потеряв сознание, повис на руках прислужников.
– Филипп, уступи место следующему, – сказал Летэ.
Покачиваясь, словно его, а не Уильяма опоили церемониальным Гейонешем, Филипп вернулся за стол. Пока из подсудимого пил кровь более молодой старейшина, он сидел с застывшим, каменным лицом и глядел куда-то вдаль. Рот у него был сжат, брови сведены на переносице. Рядом с ним рассмеялись. Это дошла очередь до Райгара. Проходя мимо графа, он не мог не заметить ядовито-довольным голосом:
– Да уж… Я хотя бы честно хотел осушить пацаненка и, похоже, оказался куда благороднее тебя, Белый Ворон!
– Молчаливый замок не терпит оскорблений! – глухо предупредил его Летэ.
Райгар, хозяин Офурта, кивнул и натянул на свою широкую физиономию смиренность агнца. Впрочем, он уже высказал то, что вертелось на языках у многих. Кто-то поглядывал на сдержанного графа с тенью насмешки, кто-то – с сочувствием, а кто-то – с безразличием, потому что некоторые уже давно разучились сопереживать и испытывать человеческие эмоции.
– Ситуация следующая, – обратился наконец к совету Летэ. – С одной стороны, мы услышали завещание Гиффарда – пусть и не задокументированное, но законное. Если мы посчитаем заявленного им наследника законным, то законной становится и доверенность Филиппа. Следовательно, тогда по закону дар перейдет к Леонарду… С другой стороны, если мы сочтем, что Уильям – незаконный наследник, тогда законным основанием будет являться данная Гиффардом клятва, в которой дар снова будет передан Леонарду.
Почти все старейшины высокомерно закивали. Они уже вернулись к своему столу, расселись и теперь наблюдали за главой клана, который, по обыкновению, крутил гранатовый браслет. Речь Летэ, с остатками старой властности, облетала весь зал.
– Таким образом, – закончил глава, – ситуация однозначна, если не будет заявлено иных претендующих.
В зале повисла тишина. Бессознательного Уильяма продолжали держать под руки бледнолицые прислужники.
– Хорошо, – спустя несколько минут произнес глава. – Филипп, кого ты заявляешь в преемники Гиффарда? Леонарда?
– Я хочу изменить прошение, – граф резко поднялся.
– Каким же образом?
Филипп окинул взглядом всех собравшихся. Сквозь неживую маску, которую он накинул на свое лицо, чтобы уподобиться прочим, проступило истинное горе. Он уже не мог сдерживать его… Оно залегло морщинами вокруг глаз, рта, и граф резко сделался уставшим и сгорбленным. Слишком многое произошло в последнее время, что пошатнуло ранее твердо принятое решение. Поэтому в противовес этой усталости взгляд Филиппа с каждым мигом становился все более безумным, отчаянным, будто ему стоило невероятных усилий пойти прежде всего против данного им самим слова.
– Я прошу суд признать Уильяма законным преемником Гиффарда! – сказал он хриплым голосом.
Все в удивлении зашептались. Горрон взглянул на своего родственника с укором. Заявление было сделано поздно. Но лучше поздно, чем никогда, поэтому он тут же довольно потер ладони в предчувствии жаркого спора.
– Филипп, подумай еще раз, – предупредил Летэ. – Если суд решит, что Уильям – незаконный наследник, ты уже не сможешь передать дар другому. А если же суд одобрит твое прошение, то у тебя могут возникнуть иные проблемы. Ты сам видел, как воспринял твой поступок этот жалкий человечек.
– Я все обдумал. Я прошу признать Уильяма. Это окончательное решение! – подтвердил громко Филипп.
– Хорошо. У кого-нибудь есть что сказать по поводу всего услышанного до голосования?
– Что здесь говорить, – заметила каркающим голосом Амелотта. – Чистота нашего совета не должна быть запятнана столь ничтожным созданием, как человек.
– Он уже ничем не отличается от нас, – вставил свое слово Горрон.
– Я вас полностью поддерживаю, сир’ес Амелотта, – довольно добавил Райгар и улыбнулся графу, который вперился в него яростным взглядом. – Человеку не место среди нас, потому я и хотел избавить мир от этого жалкого безобразия!
– Жалкого? Где он жалкий?! Да у него хватило смелости сделать то, что не каждый вампир сделает! – басом проревел ярл Барден.
– Человек не может не быть жалким… Из-за таких суждений, как у тебя, разгорелась Кровавая война. Тебе ли не знать это, Барден, – надменно заметил Марко Горней.
– То был один случай, – вступился Горрон. – Я готов поручиться за юношу.
Летэ услышал слова герцога.
– Ты? Горрон, ты готов взять на себя ответственность?
– Да! – ответил Горрон. – Он достоин этого дара, и я обязуюсь провести подле него минимум полсотни лет, передавая опыт и знания.
– Барши Безумный тоже был уверен, что люди не менее достойны дара старейшин… И даже более… – вмешался Теорат Черный.
Совет притих. Упоминание Барши Безумного свело на нет все усилия герцога, и над залом повисло мертвое и гнетущее молчание.
– Как ты можешь ручаться за этого человека, Горрон, когда ты сам одной ногой в забвении? – Голос подала та женщина, которая напугала Уильяма своим обезображенным видом. Это была жена главы, одна из старейших.
– Я пока еще не собираюсь туда, Пайтрис, – улыбнулся герцог. Слухи разносились в совете со скоростью птицы.
– Как вы можете обсуждать достойность или недостойность еды? – прорычал из-за плотно сжатых зубов Синистари. – Я был перерожден старейшиной в великом, чистом клане Сир’Ес. С какой поры все те ценности, ради которых мы боролись, перестали иметь для нас значение?!
Совет взорвался. Начались ожесточенные споры. Теперь уделом более молодых было лишь наблюдать, как старики исступленно ругаются друг с другом, растеряв надетые маски надменности. Некоторые из молодых и вовсе сидели в полном молчании, притихшие, будто происходящее их не касалось.
– Смотрите, как бы не настигла этого человека судьба Коа Шанриса! – язвительно заметила Амелотта среди всего этого хаоса.
– История Коа до сих пор неясна! – воспротивился Горрон.
– Все ясно как день! – зашипела Амелотта. – Коа, будучи человеком, не ценил переданный ему уважаемым Джеремайей дар так, как ценят его вампиры. И что? Он сбежал на Юг, бросил Мелиная, разорвал с нами родственную связь. Позор! Это позор!
– Коа не предавал совет… – взволнованно подал голос Мелинай.
– Не сравнивайте Уильяма с Коа Шанрисом, – Филипп решил вмешаться, хотя не имел права. – Я буду следить за ним и клянусь, что он не сделает ничего, что выходило бы за рамки правил совета!
– Ой, ты за собой уследить не можешь… Меняешь решения как перчатки! – усмехнулась старая Амелотта. – Что сказал бы достопочтенный Ройс, увидев своего сына молящим о сохранении жизни корму? Где она, эта грозная слава Тастемара, а?
Услышав оскорбление в сторону своего товарища, ярл Барден Тихий принялся вполне себе не тихо, громыхая кулаками, напоминать Амелотте о ее скелетах в сундуках. На это ощерился Марко Горней, давний друг Амелотты, и недобро взглянул на хозяина гор.
Летэ решил прекратить балаган.
– Тихо всем!!! – властно гаркнул он и, сжав полные губы, возвестил более сдержанным голосом: – Я услышал достаточно. Горрон, ты готов нести ответственность за действия рыбака в той же мере, что и Филипп, если суд решит в его пользу? Подтверди еще раз!
– Да! Я верю в него! – сказал герцог.
– Хорошо. Мы имеем бывшего человека, которого заявили как законного наследника Гиффарда фон де Аверина. Все присутствующие ознакомились с приложенными бумагами. Все увидели воспоминания, в которых есть завещание. Итак, кто за то, чтобы
