У него был поставленный, сильный голос, хотя отчасти уже безжизненный. Выглядел старейшина как пышнотелый, мягкорукий мужчина с проплешиной на макушке. Однако глаза его оставались каменными, неподвижными, и Уильям сразу догадался, что это тот самый Летэ фон де Форанцисс, хозяин Молчаливого замка, он же глава совета.

Летэ поднялся. Его браслет с рубинами звякнул. Внимание всех сосредоточилось на главе, а тот неторопливым движением взял со стола одну бумагу и принялся читать, пока его лицо оставалось неподвижным. Затем он посмотрел на подсудимого.

– Уильям, я держу подписанный документ, в котором ты согласен сделать своим полным представителем графа Филиппа фон де Тастемара. Все верно? – спросил он ровным голосом, привыкшим повелевать.

– Да… – хрипло ответил Уильям, у которого пересохло в горле от страха.

– То есть ты вверяешь ему право отвечать в суде вместо тебя и, по сути, передаешь свою жизнь в его руки? – переспросил Летэ, чтобы удостовериться.

– Да! – ответил Уильям и вздрогнул оттого, что ответил слишком громко: это слово прокатилось эхом по всей пещере.

Желая подтвердить сказанные им слова, он посмотрел на графа, которому вверил свою жизнь. Тот ответил холодным сдержанным взглядом.

– Хорошо, – сказал Летэ. – Тогда, по обыкновению, предлагаю сразу же приступить к обряду воспоминаний.

– Убедительно прошу провести суд в полном соответствии с правилами! – вдруг раздался придирчивый женский голос. – Прошу не пропускать необходимые для суда этапы!

Слова принадлежали старухе. Она пряталась в пышных черных облачениях, обрамленных на шее белым кружевом, чем напоминала галку. Пальцы ее усыпали громоздкие перстни. Заплетенные в косы волосы с проседью обвивали голову, делая злое и морщинистое лицо еще злее и морщинистее. Это была герцогиня Амелотта де Моренн – правительница заснеженных земель Лоракко. Она жила на свете уже больше тысячи лет, была участницей Кровавой войны, поэтому славилась неуступчивым характером.

– Я передавал все бумаги заранее, – заметил Филипп. – Разве вы не ознакомились с ними?

– Ознакомилась! – ответила герцогиня. – Но это не обычная передача наследия, когда можно пропустить некоторые этапы и приступить сразу к воспоминаниям. Если вы еще не поняли, то перед нами стоит человек, хоть и бывший, но человек, что уже является плевком в весь наш совет!

– Как скажешь, Амелотта, – согласился Летэ. – Это ваше право – требовать полного соответствия нашим же законам. Для начала я зачитаю все касающиеся этого юноши бумаги и требования. А затем мы проведем обряд воспоминаний.

После сказанного Филипп нахмурился. Он посмотрел на Горрона, который в ответ качнул головой: мол, он предупреждал!

Глава совета взял со стола первую бумагу.

– Послание было отправлено сразу же после гибели Гиффарда фон де Аверина. Оно написано рукой графа Тастемара, который сообщил, что Гиффард покинул замок за полторы недели до смерти, отправившись пешком к Мариэльд де Лилле Адан в Ноэль. Он также сообщил, что послал следом своих детей – Йеву и Леонарда. На этом послание заканчивается… Все правильно? – обратился к графу Летэ.

– Да, – громко подтвердил тот.

– А зачем Гиффард отправился к сир’ес Мариэльд? – спросил один из старейшин, повернув голову.

– Он был моим любовником и другом, – ответила красивая синеглазая женщина, чьи седые волосы держала на затылке лента. – Я пригласила его к себе. Приглашение было отослано за несколько месяцев до этих печальных событий. Думаю, граф Тастемара все подтвердит.

– Да, все верно, – кивнул граф. – Гиффард получил ваше письмо.

– Хорошо, – сказал Летэ. – С причиной путешествия мы разобрались. Хотя я не понимаю, почему Гиффард решил следовать через земли Офурта, а не через южные королевства. Насколько я помню, твое обещание, Райгар, еще в силе? – обратился он к сидящему с краю.

В Офурте все до дрожи боялись своего графа. А Уильяму после жестоких испытаний он представлялся едва ли не злобным чудовищем с клыками наружу, пускающим из ноздрей пар. Но Райгар Хейм Вайр выглядел как обыкновенный мужчина: крупный, с мясистым носом и губами, глазами навыкате, которые прятались под лохматыми бровями. Пусть в этом лице было мало дружелюбного, но и устрашающего Уильям не увидел, поэтому немного успокоился.

Райгар же, взглянув на Филиппа, ухмыльнулся.

– Мое обещание всегда в силе! – громко заявил он.

– Хорошо, пока опустим этот момент со странным выбором Гиффарда. Далее, спустя пять недель, я получил следующее послание. Оно было написано на языке Хор’Аф и имело статус важного. Сейчас я вам его зачитаю… – Летэ хмыкнул, прочистив горло; посмотрел на подсудимого холодным, беспристрастным взглядом, как смотрят судьи, и взял со стола следующую бумагу.

Филипп весь обратился в слух. Он понимал, что сейчас будет зачитано, и потому с тревогой смотрел на Уильяма, который выглядел уже куда более спокойным. Когда старейшины все как один перестали пронзать его взглядом, сосредоточившись на бумагах, и начали беседовать, Уилл ощутил небольшое облегчение.

Уважаемый сир’ес Летэ фон де Форанцисс, Пайтрис фон де Форанцисс и Асска фон де Форанцисс.

Я, Филипп фон де Тастемара, граф Солрага, сообщаю, что мои дети, Леонард и Йева, обнаружили в Малых Вардцах, что находятся около Больших Вардов, в Офурте, следующее: Гиффард был ранен пытающимся отогнать вурдалаков местным жителем, использовавшим купленный им на ярмарке алхимический ингредиент – шинозу.

Уильям спокойно вслушивался.

Тело Гиффарда вследствие подрыва шинозы изувечилось. Ноги, а также рука отсутствовали. Ввиду того что Гиффард находился в землях Райгара Хейм Вайра, он, вероятно, посчитал, что его дар может быть передан последователям Райгара. Поэтому, не имея другой возможности, обратил умирающего около него человека в старейшину, чтобы тот смог донести дар до меня.

Уильям смутился от странных формулировок о передаче дара. Однако кто он такой, чтобы разбираться в официальной переписке? Именно поэтому он нахмурился, отвел взгляд от графа и внимательно вслушался.

Однако человек не успел добраться до моих земель и был пойман последователями Райгара. Я был вынужден лично явиться в Большие Варды и забрать его, чтобы сохранить до суда, обеспечив исполнение законов. Человек, рыбак, был помещен в надземную тюрьму до момента, пока не обратится полностью и перестанет быть опасным для окружающих. Вследствие моих усилий законность суда будет обеспечена. Однако прошу совет учесть следующее обстоятельство. Ровно тридцать пять лет назад Гиффард фон де Аверин дал устное обещание, что, когда моему сыну Леонарду исполнится 70 лет, он явится в Брасо-Дэнто, и мы составим завещание по передаче дара.

Сглотнув слюну, Уильям рассеянно посмотрел на Филиппа. До него пока не дошел смысл услышанного, потому что слишком прочно в его голове засела эта преданность и любовь к графу, но он уже начал понимать, что послание противоречит тому, о чем ему рассказывали ранее.

Поэтому я более чем убежден, что Гиффард фон де Аверин строго следовал своей клятве и обратил человека в старейшину, дабы тот на суде передал дар уже моему сыну, как полагается. Доказательством этого является тот факт, что, со слов человека, Гиффард велел ему идти в Брасо-Дэнто.

Посему я целиком беру на себя ответственность за целостность человека, а также гарантирую доставить его на суд в обозначенное Вами время. Прошу суд учесть мои действия по обеспечению законности, клятву Гиффарда, верную службу моего рода Тастемара – и вынести положительное решение в пользу моего сына, передав дар ему, как того пожелал сам Гиффард фон де Аверин.

Тогда Уильям все понял! От услышанного у него подкосились ноги, однако его поймали под руки стоящие по бокам прислужники. Стало быть, все это время его обманывали, а он наивно верил всему, что говорилось! В ужасе, широко раскрытыми глазами Уилл посмотрел на того, кого считал своим спасителем, но кто оказался его палачом. Ему казалось, его приложили чем-то тяжелым, потому что он вдруг перестал понимать, где он, забыл, что на него смотрят, и обратился внутрь, в воспоминания, находя везде подтверждения этой страшной правде.

Филипп наконец поднял глаза, доселе опущенные к сцепленным побелевшим пальцам. Взгляды графа и Уилла встретились. Пока граф казался беспристрастным, не дрогнув ни единым мускулом, рыбак глядел на него и, не выдержав… расплакался. Его придерживали прислужники, чтобы не пытался убежать, а он потерялся в себе, вытирал