— Сто граммов, — ответил Гедимин. — Это сырой массы, без металла.

Кенен изумлённо мигнул.

— И всё⁈ — он потянулся было к передатчику, но Гедимин ещё не договорил — он на ходу обдумывал план опытов, а быстрые расчёты всегда тяжело ему давались.

— И два с половиной грамма ипрона… и столько же чистого кеззия, — закончил он. — Двадцатая доля по массе. Начну с массы. Я не уверен, но… может, оно и так.

«Хольгер в свой сплав добавлял сороковую и четырёхсотую долю,» — думал он. «Начну с двадцатой. Рилкар — всё-таки не серебро, другие свойства…»

Кенен протяжно вздохнул и закатил глаза.

— А я-то было обрадовался… Ладно, Джед. Но потом вернёшь всё, до последнего атома!

…«Надо было одолжить ещё и микроскоп!»

Расплавить десять граммов сырой массы было несложно, сложнее было не испарить её случайно, перестаравшись с нагревающим разрядом. Рилкар булькал в размеренно вращающемся тигле, сверху дрожала, постепенно распадаясь, микроскопическая пластинка тонкой кеззиевой фольги. Образцы металлов, даже раскатанные в полупрозрачный лист, всё равно занимали очень мало места, и Гедимин постоянно боялся потерять их — или сдуть неосторожным дыханием. Кеззий плавился быстро; сармат прижал его защитным полем к ярко светящейся массе на дне тигля, чтобы конвекция не размазала атомы по стенкам, и продолжал крутить расплав — металл должен был очень тщательно перемешаться.

«Двадцатая часть по массе,» — Гедимин выдавил защитным полем наружу остатки расплава и проверил сканером тонкий слой раскалённого вещества, растёкшийся по дну кюветы. «Теперь попробую сороковую. Потом — четырёхсотую… а завтра сделаю образцы с ипроном. Тогда к двадцатому всё будет готово для испытания…»

21 июня 18 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Айзек, задумчиво щурясь, подошёл ближе к медленно вращающемуся стенду и направил на верхнюю обечайку луч наручного сигма-сканера. Гедимин повернул голову так же, как он, проследил за его взглядом и едва заметно шевельнул плечом — «Там чисто. Но пусть проверит.»

Кенен Маккензи, наблюдавший за дефектоскопистами издалека, из-за плеча Гедимина, в очередной раз переступил с ноги на ногу и протяжно вздохнул.

— И зачем было разворачивать все эти… приспособления? — он кивнул на сканеры, просвечивающие корпус реактора с трёх сторон, и голографический монитор, к которому, закончив проверку, отошёл Айзек. — Всё равно никто ничего не решит, пока ты всё не обнюхаешь. Ты бы мог прямо в цеху всё посмотреть — и не пришлось бы тащить на стенд. Полдня сюда волокли, теперь возвращать на прокалку…

— Цыц, — отозвался Гедимин, недовольно щурясь — бормотание Кенена отвлекало от изучения реакторного днища. «Тут надо будет как следует проверить. Отливки делали явно в спешке. Остыло вроде нормально, но… надеюсь, Айзек не проморгает.»

— Стоп! — скомандовал Айзек, изучив вращающуюся голограмму, и стенд начал медленно сбавлять обороты. Массивный корпус реактора остановился не сразу, несколько секунд по блестящей светло-серебристой поверхности ещё бежали блики.

— Можете разбирать, — сказал Айзек дефектоскопистам и жестом поманил к себе Гедимина. — Ну, как оно смотрится?

— Издалека — терпимо, — нехотя признал Гедимин. — Сканер тоже ничего не видит.

— А ты сам? — глаза Айзека моментально потемнели и слегка сузились. — Ты что-то заметил?

Гедимин пожал плечами, глядя, как корпус реактора доделывает последние пол-оборота.

— Ничего внятного. Не нравится мне, как делали эти днища…

Айзек покосился на корпус и нехотя кивнул.

— Да. Из-за них отстали от «Вайтрока»… Ладно, посмотри вблизи. Если что-то заметишь…

Гедимин молча кивнул.

…Корпуса вывозили обратно в цех целиком, не разбирая, на сдвоенных кранах; снизу волокли передвижной генератор защитного поля — оно обволакивало массивные детали страховочной воронкой. Везли медленно, освободив самый широкий коридор; с галереи на перевозку глазели сбежавшиеся филки — те, у кого прямо сейчас не нашлось работы. Гедимин проводил первый корпус до въезда в прямой коридор, ещё раз убедился, что зацепиться там не за что, и вернулся к Айзеку. Тот в процесс перемещения со стендов в цех не вмешивался, стоял на безопасной полосе и разглядывал экран наручного сигма-сканера.

— Гварза под прокалку освободил две печи, — сообщил он, когда Гедимин подошёл. — У Маккензи одна ещё занята.

Гедимин поморщился и быстро огляделся по сторонам в поисках Кенена. Его, разумеется, не было, — неприятные разговоры он предсказывал с большой точностью и исчезал при одном намёке.

— Ничего. Я зайду в цех. Завтра печи будут свободны.

Айзек одобрительно хмыкнул.

— Пусть переносит мелкие заказы на литейные станции. Его за месяц предупреждали, что печи будут нужны.

Гедимин кивнул, сделав в памяти пометку «проследить за температурным режимом». Снова предстояло каждый день спускаться в горячий цех и проверять датчики. «Сначала — сами датчики, потом — их показания. И как бы не пришлось половину менять,» — сармат едва заметно поморщился. «Маккензи любит сэкономить, где незаметно…»

— Всё-таки было проще, когда такие штуки нам привозил «Вестингауз», — заметил Айзек, оглянувшись на корпус второго альнкита, ещё не покинувший стенд. — Бывали накладки, но — было проще.

— «Вестингауз» больше ничего сюда не возит? — спросил Гедимин с кривой ухмылкой. — Доверяют сарматам?

— «Вестингауз» не работает с новыми станциями, — махнул рукой Айзек. — Все эти новые материалы — это всё на нас. Я связывался с ними, когда мы тут начинали работать…

Он вздохнул.

— А как там твои исследования? — спросил он. Гедимин недовольно сощурился.

— Пока никак, — нехотя признал он. — Отдал образцы в переплавку.

— Что так? — насторожился Айзек. — У вас же с Хольгером были какие-то мысли…

— Да, были, — отозвался Гедимин. — Но результата не видно. Образцы не хуже твоего материала, но и не лучше.

Айзек хмыкнул.

— С первых попыток? Это уже хорошо. Нам-то пришлось повозиться.