Гедимин поморщился.

— Два с половиной процента ипрона в расплаве… Ещё бы он был хуже!

Айзек щёлкнул языком.

— Да, многовато… Ты вроде пытался уменьшить?

— Поглощение уже не то, — буркнул Гедимин. Говорить о неудачных экспериментах не хотелось. Он смутно чувствовал, что где-то ошибся, но где именно?

— А свойства должны сохраняться? — осторожно спросил Айзек. — Меньше поглотителя — хуже поглощение… это же нормально, разве нет?

— Да, нормально, — неохотно признал Гедимин. — Только Хольгер это смог обойти, когда делал флию. А я — нет.

— Ну, ты всё-таки не химик, — начал было Айзек, но тут же осёкся и задумчиво сощурился на Гедимина. — А в чём там тонкость с флией? Что ты хотел сделать?

— Да никаких тонкостей, — сармат досадливо сощурился. — Тут всё завязано на двадцатку. В флие — сороковая часть кеззия и четырёхсотая — ипрона. Поглощающая способность — как у чистого кеззия, чуть хуже, чем чистый ипрон. С рилкаром почему-то не получается.

Айзек сдвинул пластину на предплечье, посмотрел на серебристый щиток — образец флии — и еле слышно хмыкнул.

— Вот как… двадцатка… А двадцатка от чего? От массы или объёма… может, от числа атомов?

Гедимин мигнул.

— Флия — по массе… — он замолчал и про себя помянул уран и торий. — Флия — сплав металлов. Может, с неметаллами по-другому. Объём, число атомов… это надо проверить.

Айзек, внимательно следивший за движением его глаз, обрадованно закивал.

— Проверь всё, что в голову придёт. Если ты чуешь, что там какой-то секрет, — он там есть, осталось найти. Э-эх! Жаль, мне с тобой не поработать. Станции нужен присмотр…

Гедимин кивнул.

— Сильно не хватает толковых сарматов. У меня всё-таки один мозг. И тот наполовину выжжен.

26 июня 18 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

— Смотри! Опять припёрся нюхать датчики…

Недовольное бормотание филка донеслось откуда-то снизу. Гедимин, уже поднявшийся на галерею и в задумчивости разглядывающий остывающую литейную станцию, сердито сощурился — звуки с первого яруса сбили его с мысли.

— Ага, — поддакнул другой. — Каждый день, как на работу. Всё строит из себя инженера… Откуда он вообще взялся?

— Вроде как друг мистера Норда, — ответил первый, и Гедимин, успокоившийся было, снова сузил глаза. «Какой он им „мистер“⁈ Нахватались мартышечьих привычек…»

— Вот и держал бы мистер Норд его у себя. В цех-то зачем пускать⁈

Гедимин нарочито шумно вздохнул и переступил с ноги на ногу, тяжело наваливаясь на перила. Шёпот резко оборвался, внизу, между прокатных станов, мелькнули две макушки в рыжеватых шлемах.

«Строит инженера…» — Гедимин угрюмо сощурился. Филков при желании можно было отловить и выдать им по щелбану; куда больше раздражала гулкая пустота в голове и очередная серия неудачных опытов. «Может, они и правы. Работа тут шла и без меня. А вот исследования у меня не идут. Был бы жив Хольгер…»

Он достал из кармана обрывок бумаги с несколькими перечёркнутыми строчками и вычеркнул предпоследнюю. «Масса ни при чём, и объём тоже… Тогда — число атомов? А как считать рилкар? Атомами или молекулами? Has— sulesh… Знать бы ещё, чего я добиваюсь. Если получится — как это будет выглядеть?..»

Он тяжело вздохнул и спрятал листок под броню. «Пора на площадку. Может, под открытым небом голова будет работать лучше.»

01 июля 18 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

Выбираясь из горячих цехов на улицу, Гедимин замедлил шаг у турникета — на будке охранника снова висел флажок, в этот раз — красно-белый, с резным листом растения посредине. На флаги Западного блока или Атлантиса он был непохож, и сармат удивлённо мигнул.

— Что это?

— Внимательный, — охранник по ту сторону рамки насмешливо хмыкнул, тот, кто сидел в будке, недовольно заворочался. — У мартышек День Канады. Вечером ещё услышишь грохот — будет большой салют.

— Канада? — Гедимин порылся в памяти, но, похоже, именно этот участок мозга пострадал от облучения. Охранники зафыркали — замешательство сармата чем-то их позабавило.

— Ну да. Тут была отдельная страна когда-то, — пояснил, подойдя к рамке, третий, менее смешливый. — Потом слилась с Атлантисом. Но макаки помнят. Официальный выходной, между прочим.

Гедимин покосился на коридор, ведущий в цеха, — литейные станции работали на полную мощность, распределив между собой заказы «Налвэна», ни один станок не отключался, операторы следили за термодатчиками, не покидая постов. «Когда „макаки“ работают⁈ Как ни зайдёшь, всё у них выходные…»

…Над стройплощадкой возвышались разноцветные сегменты блочных куполов — все «лепестки» были готовы, и рабочие убирали лишнюю опалубку, чтобы начать стыковку фрагментов. Гедимин нехотя отошёл от электровоза — с его точки зрения, этот механизм надо было отогнать в ремонтный ангар, а не поручать ему перетаскивание важного элемента главного корпуса — и направился к высокому крану, поднимающемуся над полудостроенными энергоблоками. Оттуда за сближением «лепестков» наблюдать было удобнее, и шипение недовольных филков не отвлекало ни от мысленных расчётов, ни от воспоминаний.

«Всё равно не понимаю, почему именно купол. Реакторы у них не шарообразные…»

Передатчик на запястье коротко пискнул. «Кенен?» — Гедимин, на секунду удивившись ненавязчивости звонка, посмотрел на экран и едва заметно усмехнулся. «Иджес? А я думал, тут связь не работает…»

«Гедимин, у нас четвёртого полёты,» — напоминал внезапно вышедший на связь Иджес. «Там же, где всегда. Маккензи тебя проведёт своими ходами. Хорошо будет, если ты придёшь.»

Гедимин еле слышно хмыкнул. «Какой ему от меня прок на полётах?.. Ну ладно. Всё равно опыты не идут, а станции строятся и без меня…»

04 июля 18 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

— Идём-идём, — Кенен Маккензи, пройдя под рамкой, оглянулся на замешкавшегося Гедимина. Тот смотрел на охранника, прикрепляющего к стойке звёздно-полосатый флажок.

— День независимости, Джед, День независимости, — с протяжным вздохом пояснил Кенен. —