только в три раза короче, а вдоль стенок вместо глины — войлок из жёстких белых волокон. В днище изнутри кто-то высверлил множество ямок. Из них торчали заделанные с двух сторон трубки с гладкими стенками. Айзек повернул одну из них так, чтобы Гедимин увидел клеймо — всё то же дерево… или, возможно, энергомачту.

— Монетный двор поделился, — пояснил он с едва заметной усмешкой. — Раз уж мы заняли их литейню… Они с чистым ипроном раньше не работали, но мы показали — вышло даже лучше, чем с мифрилом.

«Это изделия Броннов,» — моментально определил Гедимин, увидев бочонки. «Небось, привезли на тех же волокушах… из литейни, где плавится ипрон. Ничего не понимаю…»

— Литейня куэннская? — спросил он наугад. Айзек серьёзно кивнул.

— Да, в Сердце Пламени, — он выговаривал эти слова так, что Гедимин уверенно счёл их географическим названием и мысленно напечатал с заглавной буквы. — Остатки… древней славы. Работает неплохо. Без неё нам пришлось бы трудно. Жаль, кассетного цеха у них там не осталось… Ну ладно. Я всё тут подобрал, можем идти.

Едва они выбрались из-под защитного поля, к нему сбежались филки-кладовщики. Не обращая внимания на сарматов, они взялись с разных сторон за купол и осторожно сжали его до размеров контейнера. Табличку снова поставили на видное место.

— Ночью увезут, — сказал Айзек, подталкивая Гедимина, застрявшего на пороге, к выходу. — Идём-идём, больше тут не на что смотреть.

— Увезут Куэнны? — спросил Гедимин, на секунду представив себе волокуши, прицепленные к чему-то вроде мианийского шаттла. Айзек фыркнул.

— «Кенворт» отправим. Высунется из портала, сгрузит и уедет. Гедимин, ты что-то странный. На площадку не опоздаешь?

Пока сарматы ходили по цехам, солнце уже приподнялось над крышами, и освещённых полосок в лабиринте проездов стало больше. Гедимин покосился на часы.

— Да, верно. Пора… — он с трудом подавил желание оглянуться на хранилище и ещё раз посмотреть на прицеп с волокушами. — Поищу попутку…

Айзек, наблюдавший за ним с тревогой, обрадованно закивал.

— Да, езжай. У меня тут тоже работы много. Послезавтра с утра, если время будет, подходи к кассетному. Я тебе выправлю пропуск, а не получится, пройдём вместе.

Гедимин слегка наклонил голову. В другое время он был бы очень доволен, но сейчас было не до кассетного цеха — в черепе гудело, мозг утрамбовывал новую информацию, попутно порождая дурацкие картинки — то твэлы, свисающие с дерева, то ЛИЭГ, засунутый в бочонок, и «лучевые крылья», торчащие из бортов волокуши.

— Бронны — рабы Куэннов? — спросил он, внезапно насторожившись. Айзек фыркнул.

— Нет, разумеется. Там никто никому не раб. Гедимин, с тобой точно неладно. Может, холодной водички?

Гедимин вяло отмахнулся.

— Пустяки. Только… немного странно, — он криво ухмыльнулся и, вытряхнув из головы ещё одну картинку — ствол дерева, изо всех щелей которого хлестали омикрон-лучи, — быстро пошёл к воротам. «Странное место эта Равнина,» — думал он. «Что-то с ней серьёзно не так. Пока Айзек тут, постараюсь узнать побольше…»

16 июня 18 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити

«Столько всего изменилось,» — думал Гедимин, с едва заметной ухмылкой глядя на неподвижные конвейерные ленты, ряды биконусов и длинные отжиговые печи, прикрытые защитным полем. «Топливо другое, реакторы, принцип передачи энергии… А тут — ничего нового. Будто не уезжал со старого завода…»

Он не собирался проваливаться в воспоминания, но здесь, в кассетном цехе, удержаться было сложно — прошлое вставало перед глазами, и в груди начинало ныть. «А станины тут нормально зафиксированы,» — он уцепился взглядом за едва заметные болты, отгоняя назойливые мысли — горькие и, главное, совершенно бесполезные. «Кто-то проследил. Может, Иджес?»

— Всё знакомо, да? — едва заметно усмехнулся Айзек, оглянувшись на него. Они стояли на смотровой площадке и наблюдали за четырьмя производственными линиями. За спиной Гедимина была закрытая дверь — там отсиживался филк-бригадир, изредка посматривающий на сарматов в щёлочку. Гедимин не оборачивался на движение воздуха — когда он не видел филка, легче было представить, что там, за дверью — его старая лаборатория, подарок «Вестингауза», и там ещё лежат инструменты Линкена и Хольгера.

— Знакомо, — как сармат ни старался, голос всё-таки дрогнул. — Тридцать лет прошло, а тут всё по-старому.

«Кроме времени отжига,» — добавил он про себя. «Сократили на восемь часов. Тоже неплохо.»

Он посмотрел на дальний край цеха — туда, где стояли фасовочные станки; в их барабаны уже заправили прозрачные трубки из закалённого рилкара. Сборки были узкими, шестиугольными — по три стержня в поперечнике, управляющий — по центру; уже в активной зоне их собирали в кольца.

— Таблетки, трубки и хвостовики, — пробормотал Гедимин, чувствуя на ладонях фантомную тяжесть только что изготовленного твэла. — Ничего нового. А ведь это, строго говоря, уже не твэлы. Всё поменялось, кроме этих конвейеров. У Куэннов такие же цеха?

В наушниках послышалось насмешливое фырканье, и Гедимин недовольно сощурился.

— Тебя тут очень не хватало, атомщик, — Айзек внезапно посерьёзнел. — Особенно — когда мы пытались всё, что притащили, подогнать под наши технологии. Может, у тебя вышло бы лучше. Ты бы воспроизвёл эти… шары из резной кости. И эти куски ирренция по два метра длиной. Без оболочек — просто… литой ирренций. А на нём — отверстия. Повсюду отверстия, будто корпус делал бешеный резчик. Вот такие ажурные шары, а в них — зелёный огонь. А снаружи — конусы из полосатого стекла. Восемь, по направлениям. Нужен луч — вся энергия идёт на этот конус. Без пульта, безо всего. Просто — это надо, и реактор это делает. Да, ты бы воспроизвёл. Прямо так, со всеми дырками. С этой белой дрянью, которую плазма режет по миллиметру… А мы — переняли, как могли. Уж извини!

Гедимин слушал его и мигал; веки заныли где-то на рассказе про полосатое стекло. «Накопитель,» — щёлкнуло в медленно нагревающемся мозгу. «Резная кость и белая дрянь — одно и то же. Какой-то сверхстойкий материал. Воспроизвести не удалось. Ясно. Это не кривые бочонки. И