этому конец. Как хотел даже забрать мою магию, лишь бы исправить свою ошибку.

Сейчас будущее пострадавших находилось в его руках.

– Отведи его к мастеру Морвину, – тонким дрожащим голоском велела я Энни. – Я… я помочь не могу. – Затем развернулась и со всех ног побежала домой; глаза жгло от ветра и слез.

Наш маленький дом сотрясся, когда папа захлопнул за собой дверь. Прозвучало это очень странно: значение слова «злость» было моему отцу неведомо. Я спрятала голову под подушку.

– Клара! – крикнул папа.

Стук его шагов приближался к моей комнате, и я махнула рукой, веля двери захлопнуться, но без магической силы ничего не случилось.

Папины шаги загремели по половицам моей комнаты.

– Что-то произошло, и ты должна объяснить мне, в чем дело. Сейчас же.

Оторвав голову от подушки, я увидела тревогу в папиных глазах и возненавидела себя за то, что доставила ему столько беспокойства.

– Пожалуйста! – взмолился отец, медленно опускаясь передо мной на колени. – Я вижу это у тебя на лице. Я просто хочу помочь.

– Ты ничего не можешь сделать. – Я села на своей маленькой кровати, прижимая подушку к груди. Пожевала губу, чтобы разговорить себя, не прерываясь на всхлипы. – Дело… дело в моей м-м-магии.

На щеках у папы появились ямочки полной надежды улыбки.

– Она не всегда слушается? Это ведь нормально. Она прошла такие испытания. Но ты же сумела помочь мне, верно? – Папа вздохнул, качая головой. – Зря я потребовал, чтобы ты помогла тому парню…

– Ее нет, – выпалила я и снова залилась слезами.

Папа зажал мою ладонь между своих.

– Чего нет, милая? Чего нет?

– Моей магии. – Я закрыла лицо руками. – Я отдала ее Ксавье.

Папа не ответил. Я ждала, вслушиваясь в свое сбивчивое дыхание. Отец не отвечал, пока я не взглянула на него сквозь щели между пальцами.

Посредине лба у папы образовалась болезненная складка. Он в ужасе поднес ладонь ко рту, и у меня сердце упало, когда я увидела, что в его глазах блестят слезы.

– Я… я не понимаю, – пробормотал отец. – Такое возможно? Ты… отдала свою магию Ксавье?

Я кивнула.

– Зачем?

Простое коротенькое слово подкосило меня. Я прижала подушку к сердцу.

– Ксавье сказал, что если сумеет научить меня накладывать благословения, если у меня получится… я могу заплатить ему своей силой. В этом мы поклялись друг другу. Моя магия была такой дикой, что нанесла тебе вред. Я хотела от нее избавиться.

Папа крепко зажмурился:

– Ой, Клара, ты это сделала ради меня?

– Ты умирал, – шепнула я.

Папа наклонил голову и стиснул край моего одеяла. Когда он посмотрел на меня, глаза у него были ясными и полными надежды, но блестели от слез.

– Тебе нужно пойти к Ксавье. Попросить свою силу обратно. Потребовать ее назад!

– Ксавье нужна моя магия. – Я прижалась к стене и искоса посмотрела в окно на холмы, ярко-зеленые в свете полуденного солнца. Когда-то мы с Ксавье играли в догонялки и катались по склонам, пока наша одежда не становилась салатовой. – У Ксавье есть шанс доказать, что он хороший человек. Совет дал ему важное задание, и, думаю, к завтрашнему дню Ксавье сможет его выполнить с помощью моей магии.

Среди мелодичного пения птиц на улице мне слышались их смех и отчаяние. Эмили Кинли. А теперь и Дэниела Уотерса.

– Папа, Ксавье первым приготовил это снадобье. Оно не должно было вызывать такую реакцию. Предполагалось, что зелье поможет людям. Ксавье хочет исправить ситуацию. – Я вытерла слезы рукавом и снова уставилась в окно. Вытерпеть ослепительно-яркий свет было проще, чем отцовское горе. – Папа, Ксавье сказал, что любит меня, тем не менее заключил со мной сделку, чтобы лишить магической силы. Возможно… возможно, он считал, что делает мне одолжение… – Я покачала головой, прижимая ладонь к глазам. – Ксавье действительно добрый. Он позволяет мне делать глупости; позволяет мне плакать; научил меня большему, чем любой из других моих наставников… И Ксавье очень переживает за своих посетителей. Думаю, с помощью моей магии он на самом деле мог бы сделать что-то хорошее.

– Тебе нужно поговорить с ним. Может… может, выполнив это свое задание, Ксавье вернет тебе силу?

Друг сказал, что надеется работать со мной как с партнером. Он хотел, чтобы я была рядом. Как подруга. Как партнер. Как кто угодно, лишь бы мы были вместе.

– Наверное, Ксавье нужно хорошо себя проявить. Нужно показать мне, что он не такой, каким его все считают.

– Ты его любишь?

Вспомнился Ксавье, его краснеющие щеки, ладони, аккуратно накрывающие мои, когда он стоял рядом со мной у обрыва и кричал; когда он держал надо мной зонт и радовался моим победам – тот Ксавье напоминал мне парня, которого я любила.

Которого я любила.

Я до сих пор любила его.

– Да, – шепнула я.

Папа накрыл мою ладонь своей:

– Если у вас разное понимание того, что хорошо и что дурно, в этом нужно разобраться сейчас. Прежде чем ты разобьешь себе сердце, пытаясь изменить любимого. – Папа вздохнул, наклонив голову. Прядь рыжих волос упала ему на лоб. – Я по-настоящему любил твою мать. Но мы с ней… видели мир по-разному. Я почти не рассказывал тебе о матери. Это старая рана, и я сожалею, что не поведал тебе больше. Твоя мать во многом не соглашалась с Советом. Она готовила снадобья, которые причиняли вред людям и дурманили их. Твоей матери были по силам великие дела. Проблема заключалась в том, что она верила, будто творит добро. – Ударившись в воспоминания, папа закрыл глаза и сильно наморщил лоб. – Имоджен считала свою магию даром, она считала себя даром, и, мол, не ее дело прятать чары от тех, кто в ней нуждается. Мол, ее посетители имеют право самостоятельно распоряжаться своим будущим, как во имя добра, так и во имя зла. Мол, последствия неважны… Я с ней не соглашался. Мы можем любить человека всей душой, а заставить его измениться – нет. Это зависит от него самого. Понимаешь?

Да, я понимала, но от папиных слов у меня в сознании что-то изменилось, словно ключ в замок вставили. Мадам Бен Аммар возглавляла поиски того, кто продает «эйфорию». Если моя мать торговала сводящими с ума снадобьями, это зелье наверняка входило в их число. Возможно, Имоджен даже знала какое-то противоядие. Если сообщить ее местонахождение членам Совета, они сумели бы арестовать Имоджен и выбить из нее ответы, как им всегда хотелось. Наверное, это помогло бы советникам простить некоторые промахи Ксавье.

Я соскользнула с кровати, потерла лицо руками и взяла ленту, привязанную к столбику кровати. Распустила волосы, потом торопливо снова заплела их в косу; пальцы двигались проворно, словно некий механизм.

– Мне нужно с ней поговорить.

Папа откинулся на спинку стула и, моргая, стал смотреть, как я ношусь по комнате.

– В смысле… с твоей матерью?

– Да. – Я расхаживала туда-сюда перед ним, зашнуровывала ботинки, гадая, как добраться до Имоджен. До нынешнего дня меня это не беспокоило. – Я не могу пользоваться своей магией, – тихо проговорила я. – А мадам Бен Аммар…

– У меня есть кое-что, – проговорил папа.

Я остановилась, хмуро глядя на него.

Отец поднялся со стула, явно о чем-то вспомнив.

– Я мигом.

Папа вернулся несколько минут спустя и вложил мне в руки длинную прямоугольную коробку из светлой древесины с буквой К, неровно вырезанной на крышке. Несколько месяцев прошло с тех пор, как я видела ее в последний раз. Несколько месяцев с тех пор, как в мой день рождения она появилась у нас на пороге.

Я изумленно уставилась на папу.

– Но ведь я… но ведь я ее выкинула!

– Я не хотел, чтобы однажды ты об этом пожалела, – заявил папа, вверх-вниз растирая мою руку ладонью. – Она причинила боль нам обоим. Но я горячо любил ее. А ты… ты заслуживаешь возможности поговорить с ней, если хочешь.