Она очень долго не двигается. Она смотрит в журнал так, будто пытается выбрать между «Песнями похвалы» и «24»[54].

Ее ответ может изменить все или ничего, и я уверен, что она это чувствует.

– Не будь идиотом. Ты будешь великолепен.

Отрицание. Вот как она собирается это обыграть.

– Керри… Я не знаю, достаточно ли я хорош. Боюсь все испортить. Это… не проходит.

– У всех бывают тяжелые моменты. Ты устал после экзаменов.

Я устал, хоть я в тоже время не могу заснуть без туманных объятий успокоительных от Уилкокса. Мне пришлось прибегнуть к его услугам в ноябре прошлого года, потому что мне безумно надоело видеть самодовольное лицо Джоэла Гринуэя при каждой покупке. Уилкокс никогда не осуждал меня. Он сказал, что тоже употреблял наркотики и колеса на каждом экзамене, «нам всем нравится повышать свою работоспособность, когда это необходимо».

Может быть, они сработали, и я прошел. Я был уверен, что провалю свой A-Levels, но получил три пятерки. Хотя, оглядываясь назад, – не было ли это принятием желаемого за действительное? Если бы у меня были более низкие оценки, я бы сейчас не был настолько потерянным.

Я должен сменить тему, чтобы избежать обострения ситуации. Такой праздничный день, как этот, когда она не работает, а я не учусь, и мы оба немного навеселе, случается крайне редко. Если я буду решительнее, мы, возможно, даже окажемся в постели впервые за несколько месяцев.

– Я переутомился, Керри. Ты права.

Она наливает мне еще вина.

– Послушай, с тобой все будет в порядке. Мы всегда рядом друг с другом.

– С того первого дня, как я пришел к тебе, и твоя сестра облила нас обоих из садового шланга, и…

Керри улыбается.

– И я была той, кто вытер тебя и принес чистую одежду. Ничего не изменилось.

Чтобы все исправить, сейчас потребуется нечто большее.

15 мая 2004 года

29. Керри

– В это время в следующем году мы будем на твоем девичнике, – говорит мама, когда мы возвращаемся из города.

Мэрилин хлопает меня по спине.

– У тебя есть выдержка, Керри, надо отдать тебе должное. Никогда не думала, что это продлится долго.

Мы были на мамином дне рождения в прибрежном клубе, битком набитом дикими людьми: великолепными трансвеститами и вопящими курочками. Я танцевала, пока нас не выгнали, и теперь девочки Смит, пошатываясь, возвращаются, хрустя чипсами, политыми кетчупом.

– Это продолжается, потому что он хороший человек.

Мэрилин притворно зевает.

– Он выиграл в лотерею, получив тебя. Деньги, секс и сиделка для его матери. Ей становится все хуже, не так ли?

– Нет! С ней все в порядке!

Если даже Мэрилин заметила, все очень плохо.

Даже в этот час Брайтон гудит: Фриндж в самом разгаре, и я максимально использую сегодняшний вечер, прежде чем вернуться к подготовке к моим экзаменам[55] A-Levels в следующем месяце.

Мужчина свистит, глядя в нашу сторону.

– Почти уверена, что он по твою душу, Керри, если только у него нет фетиша на беременных женщин, – смеется Мэрилин, похлопывая себя по животу. Моя племянница родится в ноябре. – К тому же довольно симпатичный. Уверена, что не соблазнишься?

– Так себе шутка.

– О’кей. Но Тим – совсем не тот, о ком я мечтала для своей младшей сестры.

– Оставь ее в покое, Мэрилин, – мама обнимает меня за плечи. – Нет ничего плохого в том, чтобы быть разумной, Керри!

Мэрилин надувает губы: она не привыкла, что мама принимает мою сторону.

– Мы говорим о любви. Ты должна позволить своему сердцу, а не голове, управлять тобой.

Мама протягивает руку, чтобы схватить мою сестру под локоток, создавая неуклюжую цепочку женщин-Смитов.

– Важно то, что Тим любит Керри, а Керри любит Тима. Верно, милая?

– Точно, мам.

За исключением того, что он, кажется, снова отдалился от меня с тех пор, как мы вернулись из Индии прошлым летом: более резкий, нервный. Очевидно, что период медового месяца не мог длиться вечно, но у нас еще даже не было медового месяца.

Что произойдет, если я расскажу маме и Мэрилин правду? Что любовь, которую я испытываю к Тиму, больше связана с почти двадцатилетней дружбой, чем с той страстью, которая, похоже, есть в жизни у моих матери и сестры.

Я представляю себе параллельную жизнь, начинающуюся прямо сейчас, раскручивающуюся и выходящую из-под контроля, когда я признаюсь в том, что, несомненно, является просто нормальными сомнениями. У меня от этого кружится голова.

– Что ж, тогда, Мэрилин, ты должна быть осторожна, иначе тебя уволят с поста подружки невесты.

Тим уехал в Лидс на конференцию по вопросам общественного здравоохранения, чтобы рассказать о нашем опыте, приобретенном в Индии. По-видимому, это поможет ему добиться бо́льших преференций, когда он подаст заявление в те деканаты, где хочет проходить интернатуру.

Думаю, что я, став студентом-медиком, буду стремиться поразить их своими клиническими навыками, но, как Тим не перестает мне твердить, все по-другому, когда сталкиваешься с реальностью…

После смены я забираюсь в постель. Я с нетерпением ждала момента, когда двуспальная кровать будет целиком в моем распоряжении и я буду лежать, раскинув руки и ноги в стороны, и сбрасывать покрывала, не беспокоясь о том, что разбужу Тима, чей сон – неуловимая и деликатная вещь. Только сейчас я замечаю конверт на прикроватном столике, мое имя написано на лицевой стороне его аккуратным почерком – он шутит, что всякий раз теряет баллы на экзаменах исключительно из-за того, что никак не «овладеет» паучьими каракулями настоящего врача.

Неужели у него внезапно появилась романтическая жилка, и он оставил мне записку, чтобы компенсировать свой отъезд? Я вскрываю конверт.

Там нет изображения цветов или мультяшного медведя: лишь сложенный разлинованный лист большого формата, один из тех, которые он использовал для конспектов. Я разворачиваю его. Полстраницы плотного письма:

«Дорогая Керри,

знаю, что я трус, раз поступаю таким образом. Еще одно доказательство того, почему я тебя не заслуживаю. Но, думаю, это даст тебе время привыкнуть к тому, что я собираюсь сказать, и поэтому, когда я вернусь из Лидса, у тебя уже будут готовы ко мне все вопросы…»

Свадьба не состоится. Он не может этого сделать. Я подавляю крошечное чувство облегчения в груди, когда мой мозг начинает перечислять все вещи, которые мне придется отменить. Но мы сможем вернуть бо́льшую часть денег.

«Нет простого способа сказать это. Я провалил экзамены. Это не та поддельная паника, которой все привыкли предаваться после того, как сдали экзамен на пятерку. Это ледяная уверенность. Я полностью испортил свою последнюю работу, а другая была – в лучшем случае – на грани.

Нужно было сообщить тебе еще на прошлой неделе; впрочем, как я уже сказал, я трус. Но с каждым днем, когда мы все ближе к результату, я еще сильнее ненавижу себя за то, что я лжец и неудачник. Ты так много отдала, чтобы помочь мне закончить медицинский колледж, однако я оказался не так умен, как думал. Я все испортил. Ты имеешь полное право ненавидеть меня.

Я буду дома в середине утра в воскресенье. Я постараюсь ответить на любые твои вопросы. Что произойдет дальше, на 100 % зависит от тебя.

Со всей моей любовью и всеми моими извинениями, понимая, что этого будет недостаточно,

Тим»

Как будто кто-то окунул меня в ледяную ванну.

Я перечитала письмо три раза. С каждым разом веря написанному все меньше.

Тим не мог потерпеть неудачу. За последние четыре года были моменты, когда я задавалась вопросом, действительно ли он может справиться с человеческой стороной медицины. Но я никогда не сомневалась в его академических способностях.

Вот только зачем бы ему лгать?

Тут должно быть что-то еще.

Я встаю, натягиваю халат и начинаю искать секреты, начиная с «его» ящиков сборного комода. Плохо закрепленные болты раскачиваются, когда я выдвигаю каждый по очереди, морщась от шума, потому что последнее, чего мне хочется – это разбудить Элейн.

Я просматриваю его нижнее белье, его футболки: все