Приключение в одиночестве может быть более захватывающим, чем любой прыжок с парашютом или бессмысленная тарзанка. Так почему же я не чувствую себя счастливее?

Тим возвращается в комнату.

– Ты остаешься! – выпаливает он. – Конечно, если сама этого захочешь. Я разговаривал с Боссом. Сказал ей, что она была слишком резка, что, если она требует, чтобы ты уехала, я тоже уеду. Что мы остаемся как команда – или вообще не остаемся.

Его глаза сверкают. Не помню, чтобы он когда-либо раньше заступался за меня.

Нет. Я ошибаюсь. Я помню другую ночь, пятнадцать лет назад, холодный вечер в бунгало Тима, где мы вдвоем переодевались в старую одежду. Мы нашли две мужские рубашки – полагаю, они, должно быть, принадлежали его отцу, и, возможно, его мама сохранила их на случай, если тот вернется.

У меня была белая, а у Тима синяя, и мы натянули их задом наперед, подобно костюмам хирургов, потом стали искать трусы, которые можно было бы надеть в качестве хирургических масок…

Вошла его мать, и мы ожидали выговора.

«О, только посмотрите на этих двоих. Доктор Тим и медсестра Керри. Разве вы оба не очаровательны? Подождите, я возьму свою камеру».

«Вообще-то, миссис Палмер, если вы не против, мы оба – доктора».

Бедный Тим переводил взгляд с меня на свою мать и обратно. Я знала, что он боялся ее настроения и ее высказываний. Но он скрестил руки на груди и кивнул.

«Точно, мам. Керри и я – мы команда!..»

– Так ты останешься? Мне нужно, чтобы ты была со мной.

Я смотрю на него снизу вверх и понимаю, что пребывание здесь делает его счастливым. И еще я знаю, как сама снова могу стать счастливой.

– Да, я останусь. Но мне необходимо поговорить с тобой о том, что мне понадобится от тебя, когда мы вернемся домой.

Это последняя ночь нашего пребывания на объекте. Мы едим вместе с остальными – скромный пир в нашу честь с моим любимым далом и с напитком из манго и джаггери, который любит Тим. Босс уже попрощалась с нами наедине, похвалив его анализ последствий незаконных выплат, требуемых от рожениц. Затем она со страдальческим выражением лица поблагодарила меня за строго контролируемую черную работу в клинике.

Сия почти простила меня за то, что я втянула ее в неприятности, и именно она раздает картонные медали ручной работы.

– Это тебе, Тимоти, за то, что ты очень сексуальный умник! – она краснеет, когда прикалывает квадратную медаль с надписью «Эксперт в Excel» к его рубашке.

Моя – круглая и сделанная из оловянной фольги, с вырезанными буквами – так, чтобы было видно белую карточку за ней: «Гений Чистоты».

Я улыбаюсь, прикалывая ее.

– Конечно, более точным описанием было бы: «Выгребатель дерьма». Вместе с рвотой, кровью, мочой и всем остальным.

Это место научило меня отнюдь не только созерцанию всего разнообразия цветов и консистенций жидкостей организма. Керри, которая приехала сюда, увязла в рутине и никак не могла понять почему. Сия сразу это увидела: мне надолго запомнится это ее постоянное «Ничего не трогай!»

Я хочу получить второй шанс стать врачом.

Говоря об этом Тиму в ту ночь, когда он вступился за меня, я боялась, что он рассмеется. Но вместо этого он сразу же пообещал сделать все, что в его силах. «Время отдавать долги», – сказал он.

Нет никаких гарантий. Мне придется пересдать химию и физику, получить больше опыта волонтерства, подать новую заявку. Я не могу дождаться, когда вернусь домой и приступлю.

Теперь мы с Тимом стоим одни на веранде, укрываясь от дождя.

– Я хочу пойти на последнюю прогулку, – произносит он, что странно, поскольку обычно он становится параноиком из-за комаров.

– Конечно.

Мы идем своим обычным маршрутом по окраине кампуса, слушая гвалт детей в танцевальном классе и пение, доносящееся из столовой. Тим просовывает свою руку в мою.

– Я буду скучать по этому месту, – произносит он.

– По работе?

– Я не горю желанием снова стать бестолковым студентом-медиком.

Звуки леса становятся тем громче, чем больше мы удаляемся от зданий. Я бы поменялась с Тимом местами в одно мгновение, даже несмотря на то, что следующие два года будут самыми тяжелыми.

Тем не менее я буду терпелива. Он пройдет квалификацию до того, как я смогу поступить в медицинский колледж, и тогда мы поменяемся местами. Он будет зарабатывать, а я буду учиться.

– Ты не всегда будешь чувствовать себя бестолковым, Тим; в некотором смысле лучше быть неуверенным в себе, тогда меньше шансов совершить ошибку.

Он останавливается рядом с нашим любимым деревом тенду – с такой густой кроной, что под ней можно стоять под самым сильным муссонным дождем и почти не промокнуть.

– Еще одна вещь, по которой я буду скучать – это быть здесь, с тобой…

Я смеюсь.

– Мы собираемся быть вместе дома.

И за нас стоит бороться.

– Выслушай меня, Керри, мне потребовалась целая вечность, чтобы спланировать этот эпизод.

Я киваю.

– Ты всегда отчитываешь меня за то, что я не такой дикий. Но самая дикая вещь, которую я когда-либо делал – это приезд сюда. И это сработало, не так ли? Не только для меня, но и для… ну, для нас.

– У нас все в нормально, – говорю я, и говорю серьезно. – На самом деле – больше чем нормально.

Он поворачивается ко мне и берет меня за обе руки.

– Я не смог бы быть тем, кто я есть, без тебя, и я не хочу быть без тебя. Фух. Может быть, это неправильно. Вероятно, это…

– Что такое?

– Я знаю, что я дерьмо в этом деле, но… Керри Смит, не могла бы ты… не сейчас, но, может быть, скоро, если ты сможешь это вынести… Не могла бы ты подумать о том, чтобы выйти за меня замуж?

4 августа 2003 года

27. Джоэл

Тим вызывает меня на нашу скамейку, как только возвращается из Индии. Его загорелое лицо светится от самодовольства.

– Мы с Керри собираемся пожениться, – объявляет он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на мою реакцию.

– Ух ты, – выдавливаю я. Через несколько секунд добавляю:

– Наверное, тебя можно поздравить. Она беременна?

– Нет! На самом деле мы поженимся только после моих выпускных экзаменов. Июль 2005, запомни дату, – он смеется. – Вообще-то нет, не запоминай. Я не думаю, что ты будешь приглашен, извини, хотя это по части Керри. Она уже все спланировала.

Я не могу представить, чтобы моя Керри была в восторге от букетов или платьев. Но я также не могу представить, чтобы она сказала «да» Тиму.

– В любом случае я пришел не за этим. Дело в том, Джоэл, что я справился без какой-либо помощи, пока был в Индии, несмотря на то что находился в центре зоны конфликта, так что ты мне больше не понадобишься, – резюмирует он.

«Посмотрим», – думаю я.

Он уходит. Отлив закончился, и я хочу почувствовать что-то другое, непохожее на боль от утраты и упущенных шансов. Подойдет все что угодно.

Я спускаюсь на узкую песчаную полосу и бегу, бегу, бегу. Сколько еще осталось до того, как отключится ИКД? Я жажду вспышки боли и, возможно, забвения.

Я валюсь с ног от усталости, но мое идиотское сердце продолжает биться.

Через две недели после нашей с Тимом встречи на скамейке я снова умираю.

Когда это случилось в первый раз, я ничего не почувствовал, пока не очнулся и не увидел рядом ее. Мою Керри.

Но на этот раз я чувствую все. И я вижу не Керри, а полосатый пластиковый пакет из винного магазина, развевающийся на ветру.

Минуту назад я пересекал Левел с сидром для Спайка и Зойи. Сходил с ума от чего-то и нуждался в выпивке, как другие люди нуждаются в нурофене, чтобы притупить боль.

Тридцать секунд назад я наблюдал с сигаретой в одной руке и бутылкой в другой, как два стаффорда гоняются друг за другом.

Здесь жарко. Солнечно. Сегодня нет облаков.

Но все же мир темнеет, а трава тускнеет.

Я делаю вдох, но, кажется, в воздухе нет кислорода. У меня сдавило грудь. В моем мозгу вспыхивает воспоминание. Раньше я чувствовал себя так после спринтов, на тренировках.

Я снова пытаюсь втянуть в себя воздух. Ничего.

Когда я падаю на траву, я представляю себе золотую рыбку, небрежно выдернутую кошкой из аквариума, лежащую на ковре и задыхающуюся. Покромсает ли