Шрифт:
Закладка:
Брошенная тобой,
я сломаюсь, ты знаешь,
у тебя на это расчет, ты думаешь:
без нее я стану сильнее.
Полна уверенности наша любовь!
Но у любой твоей неудачи
будет мое имя и то, что я значу,
я разделю твою боль
без улыбки надежды.
Равнодушные кроны тополей
раскачиваются на заре от ветра,
мужчина и женщина уходят,
две первые и вечные фигуры времени.
Не знаю, Джакомо, как тебе, но, по-моему, это самые грустные стихи, когда-либо написанные. Потом я развернул листок бумаги, упавший на пол. Он был исписан почерком Ирены синими чернилами. Я прочел:
Июнь 1981 года
Weltschmertz & Co.
Weltschmertz (подчеркнуто) – Вселенская Боль.
Усталость мира. Жан Поль. Толкин. Эльфы. Джакомо Прамполини, «Много сезонов».
Аномия (подчеркнуто) – Эмиль Дюркгейм, «Суицид» (1897)
Дуккха[60] (подчеркнуто) – Санскрит. Условие страдания. Буквальный перевод: «трудно вынести» (подчеркнуто)
Бхагаван[61] был в Саватхи[62] и там говорил: «Бхикшу[63], я поведаю вам о происхождении дуккхи и об исчезновении дуккхи. Внемлите мне, сосредоточьте все внимание на моих словах, и я поведаю вам».
«Очень хорошо, досточтимый», – ответили бхикшу, и бхагаван посвятил их в свое учение.
«Из чего, о бхикшу, возникает дуккха?»
«В зависимости от глаза и зримых предметов возникает окулярное сознание; из встречи этих трех элементов возникает контакт, в зависимости от контакта возникает ощущение; в зависимости от ощущения возникает страстное желание. Это, о бхикшу, и есть источник дуккхи.
В зависимости от уха и звука возникает акустическое сознание; в зависимости от носа и запаха возникает обонятельное сознание; в зависимости от ума и предметов познания возникает ментальное сознание; из встречи этих трех элементов возникает контакт, в зависимости от контакта возникает ощущение; в зависимости от ощущения возникает страстное желание. Это, о бхикшу, и есть источник дуккхи».
«А что означает, о бхикшу, исчезновение дуккхи?»
«В зависимости от глаза и зримых предметов возникает окулярное сознание; из встречи этих трех элементов возникает контакт, в зависимости от контакта возникает ощущение; в зависимости от ощущения возникает страстное желание. Только лишь с полным завершением этого желания и достижения архата прекращается привязанность, с прекращением привязанности прекращается бхава[64], с прекращением бхавы прекращается реинкарнация, с прекращением реинкарнации прекращается старение и умирание, а значит, мучения, стенания, телесная боль, помрачение рассудка и агония прекращаются. В этой последовательности происходит прекращение всей массы дуккхи. Это, о бхикшу, и есть исчезновение дуккхи».
Ей было гораздо хуже, чем мы думали, Джакомо.
Я забрал книгу с собой и прочел ее залпом. Стихи на странице 25, несомненно, лучшие из всех и в то же время самые грустные. А в конце – я чуть было не прошляпил – под целлофановым клапаном обертки я нашел запись, перевернутую текстом наоборот, вероятно, чтобы никто не увидел, она написана крошечными буквами карандашом, вероятно, чтобы никто не прочел:
«Нужно быть крайне осмотрительными, Лоренцо, прежде чем изливать душу. Всегда».
Лоренцо?
Что еще за черт, кто такой этот Лоренцо? Кто теперь скажет?
Мы о ней не знали ничего, Джакомо. Она знала обо всех нас все, мы о ней – ничего.
Обнимаю дисплей.
Марко.
Gloomy Sunday (1981)[65]
Воскресенье, 23 августа 1981 года.
Больгери – это место или, точнее, часть побережья на юге Марина-ди-Биббона, которое одни называют Ренайоне, другие Палоне, а семья Каррера именует в широком смысле Больгери, подразумевая под этим названием не рядом находящееся поселение, что примыкает к замку рода Герардеска, а расположенный непосредственно ниже от него пляж и сосновый бор, тоже, впрочем, принадлежащие до сих пор этому благородному семейству. На диком участке побережья супруги Каррера в начале шестидесятых годов нашли возможность купить расположенный сразу за дюнами старый развалившийся хутор с небольшим сосняком вокруг. Имея двух маленьких детей и третьего на подходе, они намеревались превратить это место в символ счастья, которое, как им представлялось, они будут излучать вокруг себя и распространять по миру. Перестройкой руин занимались оба, в любви и согласии, Летиция отвечала за форму, Пробо – за размеры, и поэтому с годами дом расширился и вырос, с разрешениями или без оных, трансформировавшись из деревенской лачуги в элегантный загородный особняк – buen retiro[66] – в самом сердце Мареммы[67]. Жаль, что за это время любовь и согласие, царившие между Летицией и Пробо, исчезли, и поэтому их упорное желание проводить здесь каждое лето всем семейством очень напоминало акт мазохизма.
Другим местом, которое необходимо упомянуть в связи с сегодняшним вечером, является ресторан на пляже Сан-Винченцо, открывшийся едва ли год назад и успевший завоевать неслыханную популярность.
Еще одно место – залив Баратти, о котором много не скажешь: это просто одно из чудес света.
Члены семьи Каррера в полном составе собрались в доме в Больгери. Паста с рагу, приготовленная Пробо четыре дня назад, несколько раз подогревавшаяся в духовке и доведенная до точки, когда она, как кабан Одина, казалось, сама по себе возрождалась, все же была съедена. Поскольку было воскресенье и синьора Ивана, приходившая к ним из Биббоны по будням стряпать и убирать, в этот день не явилась, ужинать было нечем. Двое членов семьи, которые обычно в подобных этому экстренных случаях занимаются решением вопроса, – Пробо и Марко – были заняты в тот вечер делами, не терпящими отлагательств. Пробо собирался с Летицией на ужин в Сан-Винченцо, в ресторан «Красный лобстер» праздновать пятидесятилетний юбилей вдовы его друга Альдино Мансутти: именно он, Пробо, обнаружил этот потрясающий приморский ресторанчик и убедил Титти приехать сюда из Пунта-Алы, а это три четверти часа езды на машине. Он заказал столик, он оплачивает ужин, поскольку это его вечер, хоть и виновница торжества она. Последнее, о чем он думал, – это о том, что дом остается пустым.
Марко вообще ожидало событие, которому предстояло изменить его жизнь: он пригласил на ужин Луизу Латтес, девушку из соседнего дома, в которую был уже два года влюблен, и она приняла его приглашение. Но это было не
