И явится за нами смерть, мы ведь должны умереть:

случайная смерть, ненужная,

рассеянная, и тебя рядом не будет.

2.

Мне хотелось тебя увидеть:

хочу запустить пальцы в копну твоих волос

и издавать вопли свободы

в текущие медленно дневные часы;

бунт твоих земных ладоней,

размахивающих полотнищами стягов

и осуждающих нерешительность,

осторожность отчаяния, время.

Мне нужно видеть вопль во взгляде,

и помимо тягот твоей жизни,

я требую еще твоего смеха.

3.

Я спасаюсь от тебя,

Идя на сговор с твоим присутствием:

Применяя дружеские, выверенные слова,

Я принуждаю тебя не быть.

Я не боюсь твоего лица.

Оно, как я знаю, сделано из ничего,

Случайный сгусток меня самого,

Ничего женственного:

Только так я спасаюсь от твоей крови;

Ибо ты пугаешь меня,

Приближаясь ниоткуда к чему-то.

Я понимаю, эта история кажется надуманной. Но ты меня знаешь и знаешь, что истории я выдумывать не умею из-за отсутствия воображения. Эта история, Марко, чистая правда, точно так же как внизу третьей страницы синей ручкой я переписала эти слова Дж. М., ставшего моим тюремщиком, – я точно помню, когда и почему это сделала, и что перед этим выпила, и какая стояла погода, но не буду тебя утомлять:

«Значит, тебе известно, что это описание нашей любви и что меня нет там, где есть ты, а тебя нет там, где есть я?»

Обнимаю тебя (в письме можно).

Луиза.

Мулинелли (1974)

Из всех мест Ирена Каррера выбрала Мулинелли однажды августовским вечером, и из всей семьи это понял один только Марко, которому было почти пятнадцать, хотя с виду можно было дать двенадцать из-за той гормональной недостаточности, о которой говорилось.

Впрочем, частые смены настроения Ирены, ее сцены, бунты, периоды мрачного молчания, ее мнимые воскрешения, любовные увлечения, приступы оптимизма, за которыми снова следовало уныние, ожесточение и глупые поступки, которые она совершала специально, чтобы привлечь к себе внимание, даже когда ей было шестнадцать, семнадцать, восемнадцать лет, еще сильнее насторожили ее и без того встревоженных родителей, привыкших к ее выходкам. Она находилась под наблюдением очень хорошего психотерапевта, доктора Зейхена из Флоренции, который в августе, однако, как все психотерапевты, отправился в отпуск. На самом деле он оставил Ирене свой номер, по которому она в случае необходимости могла его найти, но это был заграничный номер с непонятным кодом страны, слишком длинным, отбивавшим охоту звонить. Август начался у Ирены неплохо, она попыталась им насладиться, запланировала поездку в Грецию с двумя подругами после сдачи выпускных экзаменов, но все сорвалось, так как одна из них завалила экзамен; задуманная вместо той поездка в Ирландию так и осталась на уровне обсуждения; огромное желание провести пару дней в тосканской Версилии, где можно было развлечься, по утверждению ее друзей, само по себе отпало, как бывало каждый год. Поэтому ближе к празднику Успения Богородицы Ирена оказалась в Больгери, чтобы задыхаться здесь от скуки; в Больгери, где она проводила каждое лето и откуда в тот год, став совершеннолетней, с аттестатом зрелости и удовлетворительными отметками, наивно надеялась сбежать. Но хватило провала подруги, чтобы сорвались все прожекты, обнажив внезапно узость круга ее социальных связей, что было одновременно и следствием, и причиной ее глубочайшей депрессии. Отец, который читал и стряпал, мать, которая загорала и тоже читала, двое маленьких, суперспортивных братьев, выходы в море на старом «Ворьене»[57], разъеденном солью, местные друзья, заполнявшие ближайшие дискотеки, куда ей было противно войти, доктор Зейхен, скрытый за кодом неизвестной страны, и вдобавок еще и беспокойство за Марко, ее несмышленого братишку, которому в том году предстояло лечение сразу по окончании каникул, – придя к соглашению по этому вопросу, родители каждый божий вечер продолжали его обсуждать, а Ирена – их подслушивать.

Итак, в один из августовских вечеров, когда погода уже испортилась и по всему побережью дул юго-западный ветер, Ирена встала из-за стола после незатейливого ужина из остатков вчерашнего, сказав, что идет на пляж привязать к кабинке катер, поскольку ночью ожидается шторм. Выглядело это нормально – однако нормальным не было: их отец был сдвинут на этой лодке и сам следил за ее сохранностью, но никак не Ирена. Ничего не заподозривший отец сказал ей «молодчина» и отправился в свою комнату. Марко же сообразил, что Ирена собирается утопиться в этой короткой и самой опасной морской полосе, которую называли Мулинелли, напротив их пляжной кабинки, где вода всегда неспокойна, а течения тянут на дно даже в штиль. И что самое страшное, уже утонули четверо, с тех пор как Каррера обзавелись здесь летним домом, – все, по слухам, самоубийцы. В тот момент как Ирена выходила из дома, закинув на плечо свернутый пеньковый канат, Марко опешил, заметив, что ни мама, которая мыла посуду, ни Джакомо, который ее вытирал, не шелохнулись, не сделали ни единого движения, чтобы ее остановить. Он опешил, но тут же сообразил, что именно ему предстояло спасти сестру, и эта мысль внезапно придала ему храбрости. Не сказав никому ни слова, он выскользнул из кухни и вышел из дома.

Небо затянули тучи, вот-вот хлынет дождь. Дымчатый свет заката угасал, воздух был жарким и липким. Отчетливо слышался рокот взбесившегося моря. Марко выскочил бегом из сада и бросился по дорожке, ведущей к дюнам, в глубине которой мелькала белая майка Ирены. Марко прибавил ходу, стараясь нагнать сестру, но та его заметила и, не поворачиваясь, велела немедленно возвращаться домой. Марко не послушался – напротив, поскольку она его заметила, он подбежал еще ближе. Если бы Ирена не собиралась топиться, она бы его подождала и была бы рада, что он решил помочь ей привязать «Ворьен» к кабинке, но она была отнюдь не рада и, повернувшись к нему, угрожающим тоном повторно приказала немедленно возвращаться домой. Марко все-таки не остановился, он стремительно шел за ней. Тогда остановилась она, дождалась его, а когда он приблизился и остановился рядом с ней, не зная, что делать дальше, она схватила его за плечи, резко развернула и поддала пинка, не ожидая которого, он упал. «Проваливай!» – закричала Ирена, развернулась и пошла, а потом побежала. Марко подхватился на ноги и бросился за ней. Несмотря на то что он был гораздо меньше ее –