в хорошем настроении, Летиция только делает вид, но, забравшись в машину, к своему великому удивлению, обнаруживает, что хорошее настроение мужа сегодня вечером заразительно. Пожалуй, действительно хорошее настроение – это перебор для нее, и то, что Летиция вдруг начинает испытывать, больше похоже на целебную сестринскую нежность к мужу, когда она видит его столь возбужденным, столь сконцентрированным на вечере, а ведь он никогда не бывает центром, в частности ее внимания, уже многие годы. Он им не будет и сегодня вечером, между прочим, поскольку центром внимания станет юбилярша, эта старая перечница, щеголяющая крикливыми драгоценностями, а неизменным предметом разговора станет ее Альдино, друг детства Пробо, погибший одиннадцать лет назад в той нелепой аварии. Аварии, неверно квалифицированной как «авария на дороге с участием мотоцикла» только потому, что он сидел на своем новеньком с иголочки двухколесном коне «Гуцци-V7 Спешиал» и ехал по государственной автостраде «Аурелия» на уровне церкви Сан-Леонардо, между Пизой и Ливорно, едва миновав мост через Арно, когда на него обрушился бак со 170 литрами воды, оторвавшийся от грузового крюка вертолета «Белл-206», называемого еще «Джет Рейнджер», приписанного к расположенной неподалеку американской военной базе Кэмп-Дарби и помогавшего итальянским пожарным тушить с воздуха обширные лесные пожары, вспыхнувшие на нижних пизанских холмах и угрожавшие жилому поселению Фаулья. Именно в связи с этой аварией, случившейся много лет назад, но все еще свежей в памяти и раздирающей ему сердце, именно сегодня, во время поездки в «Красный лобстер», когда пришлось проехать по той же автостраде, на которой все и случилось (только на пятьдесят километров южнее), Пробо решается изложить Летиции свой собственный инженерный расчет концепции скорби, чем еще больше ее растрогает. В спустившихся сумерках, ведя машину, он рассказывает ей о том, о чем никогда не рассказывал, – об усилиях, предпринятых им, чтобы доказать алгебраическим способом абсурдность той жестокой и немыслимой гибели, – чтобы тем самым, хотя это звучит нелогично, принять ее и смириться. Он вбил себе в голову, продолжает он, рассчитать вероятностные характеристики этой аварии. Он раздобыл все данные, собранные в ходе следствия: маршрут вертолета, его скорость, высоту, вес бака, к которому нужно было прибавить вес зачерпнутой им воды, скорость ветра и скорость мотоцикла в момент столкновения. Таким образом, произведя сложные расчеты, он сделал выводы, утверждавшие прямо противоположное тому, что собирался доказать: вместо искомой невероятности происшествия цифры говорили, что речь идет о неизбежном результате взаимодействия поля сил, не оставлявшего иного выхода. Тогда, продолжает он, он изменил точку подхода, попытавшись поставить вопрос так, как его бы поставила она, то есть не мудрствуя и креативно, – и тут Летиция еще больше расчувствовалась. Понадобился лишь простой расчет, один-единственный: сколько метров в секунду пролетал вертолет? Расчет плевый, поскольку Пробо располагал всеми данными: 43. Каждую секунду вертолет пролетал 43 метра. А Альдино? Какова была скорость Альдино в пересчете на метры в секунду? 23,5. Поскольку, объясняет он, все результаты его прежних расчетов оставались неизменными независимо от момента отрыва крюка, это означает, что если бы крюк оторвался секундой позже, бак с водой упал бы на 43 метра восточнее, прямо на церковь Сан-Леонардо (он проверял), а Альдино в любом случае проехал бы на 23 с половиной метра вперед. Иными словами, он не только бы не погиб, но даже, наверное, ничего не заметил и без всяких задних мыслей продолжил путь домой. Это если бы крюк оторвался на секунду позже. А что, если бы он оторвался на десятую долю секунды позже? В реальной жизни, продолжает он, десятая доля секунды – ничто, пустяк, своего рода абстракция, моргание ресниц, но если бы в тот день крюк оборвался на десятую долю секунды позже, бак с водой упал бы на четыре метра и тридцать сантиметров дальше той точки, в которую в реальности он угодил, а Альдино оказался бы на два с половиной метра впереди. То есть он бы все увидел, перепугался, но с ним опять-таки ничего бы не случилось. Двадцатая доля секунды – пять сотых? Ничего: два метра пятнадцать – метр двадцать пять – самое время ставить свечку Мадонне, но опять-таки он был бы жив. Три сотых: метр тридцать – семьдесят сантиметров – бац, удар в точку. Поэтому, подытоживает он, гибель Альдино произошла по воле непредсказуемого события и трех сотых секунды.

Здесь Пробо прерывается и спрашивает Летицию, слушает ли она его. Летиция его слушает. Она отвечает ему да, поскольку действительно слушает его с непривычным вниманием – нежным, мы уже говорили, ведь прямо сейчас Пробо рисует свой автопортрет. Пробо молча паркуется, они прибыли в место назначения, на площадь, где находится ресторан. Гасит фары. Глушит двигатель. Опускает стекло. Прикуривает сигарету.

К этому заключению – возобновляет он рассказ – он пришел, представив, как она, Летиция, подошла бы к вопросу: один-единственный расчет для простого и поразительного заключения – не десятки расчетов для сложного и маловажного. Это – подход архитекторов, говорит Летиция. Нет, возражает ей Пробо, это – подход Летиции Калабру. Из этого, добавляет он, у него возникло совершенно новое видение смерти Альдино – видение, говорит Пробо, которое в нем всегда жило и которым он решил с ней сегодня поделиться. Без всякой необходимости в расчетах и так было ясно, что вероятность того, что крюк оборвется именно в тот день и миг, когда Альдино Мансутти будет проезжать через точку, в которую упадет водяной бак, была бесконечно малой. Одна на миллион? Одна на миллиард? Не имеет значения. Наверняка гораздо меньше, чем прямое попадание молнии в то время, когда бежишь в укрытие, говорит он, как это случилось однажды с инженером Чекки во Франции: там причиной были электрические разряды, молнии сверкали повсюду и разряжались, попадая в землю, на которой как раз находился инженер Чекки. Нет, говорит Пробо, продолжая курить и глядя прямо перед собой, обстоятельства, приведшие к гибели его друга, совершенно иные, более сложные, и случившаяся дорожная авария относится к разряду почти невозможных событий, в которых нечего рассчитывать. Такого рода событий, вероятность которых бесконечно близка к нулю, можно привести сколько угодно, миллионы, говорит Пробо, но поскольку речь идет о смерти Альдино, ему сразу вспомнился случай, который он никогда не забудет и не выкинет из головы: как он убивает своего друга.

Улыбается. Глубоко затягивается. В наступившей темноте горящий кончик сигареты освещает красным его лицо. Он молчит и смотрит туда, где угадывается лицо жены.

– В каком смысле? – спрашивает она.

Потому что, продолжает он, их дружба была грандиозной, и она это знает,