Шрифт:
Закладка:
И остался ведьмак, с букетиком. Ошарашенный. Я бы даже сказала потрясенный. А потому не сразу заметил, как… расцвел.
Зато я заметила и растерялась.
Принц Анарион цвел! В прямом смысле этого слова! Не знаю, что Изяслава на него наложила в качестве защиты, но вместо того, чтобы начать покрываться бородавками, ведьмак начал цвести! Ромашками! Ромашки выскакивали бутончиками на его лице, носу, руках, груди, везде в общем, и распускались! А потом упала прядь черных волос… и еще одна… и еще…
Ошарашенный ненаследный принц в ужасе смотрел, как на его руках расцветают ромашки, как падают вокруг него лохмы волос, и не видел, что на стремительно лысеющей голове тоже распускаются ромашки…
На этом видеть ведьмака я перестала, потому что чаща вот только теперь свалила из сада, так что далее я могла лицезреть только землю, под которой поганка лианистая перемещалась. Взмахнув рукой, вернула воду на травинки, у коих позаимствовала, и осталась ждать чащу. Хотя явно зря.
Но все равно почему-то просидела, пока Заповедная не явилась, восстав передо мной гневной лесной девой, и даже руки на груди воинственно сложила, потому как… дошло до чащи, для чего я букетик ведьмаку передавала.
– А давай без нотаций, – поправляя капюшон, попросила я. – И особенно без пантомим.
И на этом я поднялась и пошла обратно к дубу Знаний. Чаща шла рядом, мрачная, насупленная, злая. Потом вдруг подотстала и вернулась лишь, когда я уже к дубу подошла, где меня ждали леший, кот и ворон. И вернулась чаща неожиданно довольная, я даже не поняла, с чего бы такая радость, но тут зловредина Заповедная протянула ко мне руку ивовую и продемонстрировала три пряди – золотистую, рыжую и черную… И жалко мне стало русалок.
А потом мне стало жалко меня, потому что кот уже все, что нужно, у дуба назаказывал, и теперь меня ждала груда книг, да настолько внушительная, что сюда тележка требовалась, в руках все не унесешь!
– Да чтоб это все к чертям провалилось! – воскликнула в сердцах.
Зато чаща расцвела от счастья и…
– Так, прекрати это паскудство, – потребовала я, едва она начала мне на пальцах показывать, что надо делать, чтобы вот это все не учить.
* * *
Домой возвращались все мрачные и злые – чаща достала. Как есть достала! Я ее посылала за тележкой раз десять, но каждый раз эта поганка возвращалась с какой-то гадостью не толкательноспособной! Нет, как молоко для ребенка воровать, так на это она горазда, а как нормальную тележку у крестьян позаимствовать, так это нет! Она притаскивала только то, что прогнило до такой степени, что и на растопку не годилось! Ну не хотела чаща, чтобы я теряла время на образование, ее исключительно размножение интересовало, чтоб ее.
В итоге пришлось звать на помощь кого ни попадя.
Итого, к избе моей вышли суровые, мрачные, злые… а некоторые вроде меня еще и вспотевшие. А я всего восемь книг тащила. Основную массу на себя леший взял, две книги нес наставник по Ученой части, одну наставник по Мудрости, часть между оленями распределили, хорошо хоть зайцев встретили, те помочь взялись.
Охранябушка мой, тоже явно притомившийся за день, как раз на огне суп варил, но, увидев нас, все равно встал, ко мне подошел, освободил от тяжести неимоверной, а я уже такая уставшая была, что чуть не рухнула, только и хватило сил на хриплое:
– Спасибо.
Архимаг взглянул сурово, вздохнул и спросил:
– А тележку для этого всего взять не додумалась, да?
У меня даже слов не нашлось, чтобы ответить.
– И что, все это читать будешь? – скептически поинтересовался маг.
– Хуже – учить, – вставил кот Ученый.
И все на меня посмотрели, с сомнением так, и вообще в мои умственные способности явно веры никакой не имея. И я бы, может, тоже на себя так же посмотрела, только вот забыли присутствующие, что учить я ничего не собиралась, это вообще тактический ход был по обведению Лесной Силушки вокруг пальца.
– Веся, сдай меня ведьмам, не мучай себя, – решительно посоветовал маг.
– А ты точно маг? – прищурив глаза, с нескрываемым подозрением вопросил кот Ученый.
И теперь все смотрели на охранябушку, даже я. Все-таки какой красивый мужчина. Притягательный. Уверенный, решительный, умный, мужественный… смотрела бы и смотрела.
И тут маг посмотрел на меня.
И смутилась я отчего-то, сделала вид, что вообще его не разглядывала, по сторонам смотреть начала, потом я на избу свою глянула да и… оторопела. Изба моя выросла! Не маленькая и замшелая теперь была, а чистая, светлая, с окнами… и без котелка моего, самого большого, самого хорошего, такого нужного, что я его еще ни разу не использовала, настолько его берегла! Я… но не охраняб мой. Он в нем что-то варил! Мой лучший котелок!
– Ирод окаянный! – Я клюку, подпрыгавшую ко мне, подхватила и бросилась к костру. – Ты чего наделал-то? Я этот котелок пуще всего хранила-берегла!
– Угу, домовой мне так и сказал. – И архимаг к избе свежевыстроенной направился. – Говорит, уже с год как купила для надобности срочной, только вся надобность пока в вытирании пыли выражалась.
– Да я пылинки с него сдувала! – возмутилась окончательно.
– Это ты паукам будешь рассказывать, – кинул маг через плечо, – тем самым, которых мне оттуда изгонять пришлось безжалостно. И знаешь, как по мне, так они там за целый год вполне неплохо обжились.
Язвим, значит!
– Да что б тебя! – выругалась не сдержавшись.
Вообще я в этом котелке собиралась опробовать ритуал по призыванию дождя, котелок был как раз нужного размера, но с тех пор как купила, дожди шли исправно, вот и не пользовалась. Но планировала! А для заклинания призыва грозы котелок должен был быть идеально чист… Но, приблизившись к костру, поняла, что чистым ему уже не быть никогда. В котелке булькало что-то вязкое, сосной пахнущее и вот гарантированно не отмывающееся!
– Не трогай, – вернувшись из избы, сказал архимаг, – обожжешься еще. С тебя станется. И суп не трогай, сам налью. Иди лучше руки помой. И не в бочке, студеная вода ведет к артриту, так что я тебе справил рукомойник, там вода солнцем прогревается.
Остолбенела я.
А затем спросила с подозрением:
– Охранябушка, я тебе что, дитя малое?
Невозмутимо пожав широкими плечами, маг ответил:
– Нет, Веся, на мой непредвзятый взгляд, ты хуже дитя малого. Дитя малое, знаешь ли, исключительно из принципа в войны с ведьмами не ввязывается. А ты ввязалась.
Тут уж даже леший за меня оскорбился, от чего трещать начал. Он всегда трещит, когда в ярость приходит – у него мускулатура древесная, а поверх деревянная же кора, вот она и трещит, когда лопается.
– Охолони, пожалуйста, – попросила я, за друга верного испугавшись, – печать сниму, и уберется отсюда… умный такой.
И тут случилось страшное – я же к казану со смолой подбежала, а я ведьма, а охранябушка, он же архимаг, а печать, она же криво наложена, а изба – маг же ее с применением магии строительствовал…
Скрежет раздался, когда его никто не ждал.
Я замерла, стремительно осознавая, что вся моя изба сейчас рухнуть может, и уже планировала мягко отступить подальше, да мне не дали! Охранябушка размышлять даже не стал – тарелки бросил, меня схватил и бежать до самой изгороди, а через нее перемахнул даже не глядя.
Зато мне поглядеть довелось на все дальнейшее!
Грохот, всю избу сотрясший! Смола, которой бревна смолили, обратно в казан плюхнулась, окончательно его изгваздав! Бревна задрожали, рухнули и покатились по двору, снося все на своем пути! Крыша вниз свалилась!
А потом стихло все.
И только пыль, оседающая медленно, костер протестно шипит, затушенный пролившимся супом, у супа выхода не было, на него бревно наехало, да основательно причем.
И, в общем… лежу на руках у охранябушки, смотрю на него выразительно, а маг меня держит, на разруху взирает и зубы сжимает чуть не до скрежета.
