«Скоро Варгендорр» — вот всё, что я слышал от неё по этому поводу. И ещё что-то о великом варге Патрице Арнау — том самом, что умер за тридцать два года назад, за шесть лет до Энкера. Кто не пожелал, подобно великим варгам древности, продлить себе жизнь при помощи переселения в тело животное. И почил со словами «Ухожу человеком» на устах.

— Патриц Арнау отстаивал идею о том, что варги должны «идти к людям». Не оседать в общинах, не отгораживаться. Жить среди людей и нести им просвещение по поводу животных. Под старость Арнау выкупил небольшую долину Эргендорр рядом со своими владениями. Но главное — недалеко от вира. Там была выстроены площадка, помещения для животных, потом появилась и сопутствующая деревня — в общем, всё для большой встречи варгов и людей. Нечто вроде ярмарки просвещения, если хочешь. Пока он был жив –старался приглашать туда варгов и учёных, терраантов, благотворителей… Словом, как настоящий варг, — он пытался примирить всех. Навести мосты.

Она рассказывает и рассказывает о старом варге, который при помощи своей семьи каждый год собирал возле поместья всё больше своих сородичей, и людей, и терраантов. О празднике единения, которым ненадолго стал Варгендорр. О том, как варги делились друг с другом мастерством и опытом, обменивались с учёными наблюдениями за животными, о красочных танцах фениксов, о том, как звери с гордостью демонстрировали то, что им нравится — чему успели научиться от людей…

Моя невыносимая рассказывает — а маленький, уютный городок вокруг нас смыкается и давит, давит. И теперь я понимаю — почему Гриз отпустила вперед остальных, зачем эта наша с ней утренняя прогулка по Зеермаху.

Вслушаться в гнездо прогрессистов. Ощутить кожей — чужеродность, опасность… и взгляды.

— Прогрессисты были возмущены таким «братанием с низшими тварями». Гильдия Дрессировщиков — сейчас она утратила влияние, а тогда существовала и была в силе — придумала, чем ответить. Так появился День Торжества Человека. День Кнута. Говорят, у них даже был свой девиз, представляешь. «Никаких уступок»… показательно, верно?

Окна приютов глядят, прищурившись. Больницы прикрыли глаза тяжкими веками ставень. Из-за кружевных ресниц-занавесок милых домиков — лютый, недобрый взгляд. «Никаких уступок», — вот о чем шепчут эти стены.

Запахи ванили и ладана, роз и ловушки.

— А Варгендорр…

— После смерти Патрица Арнау пошёл на спад. Его потомки пытались продлить традицию, но даже многие варги считали, что Арнау избрал неверный курс. Потом туда хлынули торговцы, пришло много лишних людей, встречи начали проводиться сперва раз в три года, потом раз в пять лет… Потом — раз в семь.

— Ты как-то говорила — он скоро состоится.

— Да, в этом году, в первых числах Дарителя Огня. Надеюсь, удастся туда попасть — тем более, — есть, о чём поговорить. На предыдущем я не была. По… некоторым причинам.

И бессознательно потирает правую ладонь. Безумно хочется взять её за руку, однако нужно играть роль скромного секретаря. А мы уже вышли на Ярмарочную Площадь.

Бескрайнее, вскипающее цветами море. Разноцветные конусы над палатками вздымаются, подобно парусам, и колышутся на ветру. И флажки, и утлые лодчонки-тележки торговцев, и музыка, и звонкие выклики зазывал. И на какое-то время я растворяюсь в этом — ныряю с головой в пестроту красок, буйство зелени и флажков, гомон публики, — только чтобы усилием воли вернуться обратно.

Палатки и загоны разместились по краям огромной прямоугольной площади. Западная часть– для Лайла, Аманды и проклятого устранителя. Восточную осматривают Кани и Мелони (помоги ей Единый). Но есть прямоугольник в прямоугольнике — центральная часть, где основная сцена, а перед ней — основная арена для демонстраций, и вокруг неё тоже толпится народ. Оттуда несутся свист и поражённые вскрики — и я полагаю сперва, что туда мы и направляемся. Но Гриз поворачивает к западной части площади, к одному из самых больших и ярко раскрашенных шатров. Вокруг шатра развеваются флаги с гигантской буквой «Э», украшенной позолотой и вензелями.

Эрнсау — самый популярный цирк на южных землях и едва ли не самый — в Кайетте. В детстве господин Драккант тайком от жены водил меня и Мелони на их представления — и я запомнил яркие попоны на единорогах, воздушные танцы алапардов, гордых грифонов, шагающих строем… И даже Мелони не стала ругаться после.

— Они вроде как любят зверей, — пояснила. — Ты видал, что у них керберы улыбаются?

Попытка пройти в обход шатра проваливается: там стоят высокие ограждения с артещитами. А на входе в шатёр застыл деревяннолицый маг Ветра — вышибала с гнусавым голосом. И тремя мелодиями в дубовой голове.

— Не положено. Покупайте билеты. Ничего не знаю.

— Передайте Мирио, что здесь Арделл, — просит Гриз, но охранник не шевелит ни единой чёрточкой лица. Он держит воздушный экран — так, что ко входу не могут приблизиться любопытствующие — и даже не пытается слушать.

— Билеты покупайте. Не положено.

— У меня есть право прохода к животным и дрессировщикам в любое время.

— Не знаю ничего. Не положено.

— Или мне придётся нарушить общественный порядок.

— Не положено.

Я с дрожью думаю о способах Гриз нарушать порядок (потому что видел некоторые из них), но она просто откашливается.

— Мирио! — выкрикивает так, что вздрагивает даже охранник. — Это Арди!

— Не положено, — хрипит охранник, но в шатре за его спиной слышна певучая перекличка, которая увенчивается воплем:

— О, Мать Аканта!!

И через полминуты охранника в спину пихает низенький смуглый вертлявый человечек в цилиндре и с представительной манишкой.

Мирио Эрнсау, один из совладельцев цирка.

— Да подвинься же ты, бугай, это дорогая гостья, да ещё так вовремя. Арди, дорогая, прости, ради Аканты, этот новенький, совсем тебя не знает, давай же внутрь, ты просто цветёшь, о!

Он буйно жестикулирует и целует Гриз кончики пальцев — а потом смачно целует собственные, чтобы показать, в каком он восторге. Тщательно подвитая бородка с проседью ходит ходуном, и он весь — энергия и движения: взмахи рук с перстнями, и блестящие чёрные глаза — словно пара галок по весне.

— Всё по-дурацки, так по-дурацки, ты себе не представляешь, о! Это милость Аканты, что ты здесь, что вы здесь, да, я ужасно невежлив. Мирио Эрнсау, как поживаете, в огромном восторге от встречи, —