У Крикунов ссора. Осторожный убеждает Безмозглого. Что тут что-то нечисто. Что непонятно — зачем им идти в таком количестве. Что на Эйми не было лица…

Пристраиваюсь за спинами и слушаю внимательно.

— Ты говоришь как предатель, — кипит Безмозглый. — Как один из тех, кто сковывает и запирает. Слушать не желаю, понятно тебе?

— Я только хочу спасти тебе жизнь, тебе и остальным, — шипит Осторожный. — Всё это… ты что, не видишь? Здесь же даже охраны нет!

— Это к лучшему!

— Если прошли мы — Кровавые тоже могли пройти. Это всё подозрительно. И что за флаконы нам раздали…

— Сразу видно — сын законника, — хмыкает Безмозглый. — Передавай привет папашке, а я с тобой больше рядом не стану.

И отваливает с презрительной миной. Чуть не сшибает меня по дороге. Сдвигаю на нос дурацкую шляпку — тьфу, пригодилась.

Второй Крикун не оборачивается, только вцепляется в ограждение у клетки. Делает вид, что любуется сверхпрыгучими шнырками — те сигают на восемь футов в высоту. Пробираюсь через лес тел и тоже пялюсь на шнырков.

— Не оборачивайся, не применяй Дар. Тебе в сердце наведён атархэ. Говори шёпотом, я услышу. Сколько вас тут и зачем пришли?

Он сглатывает, но говорит связно. Одиннадцать Крикунов, одного повязали, команда Пухлика, видимо. Мутное задание типа «Заявить о несправедливости». Подозрительные флаконы с кровью, инструкции ждать.

Вир знает, что это значит. Может, Пухлик из своего повязанного больше вынул.

— Хочешь вывести своих дружков из передряги?

— Они меня не послушают. Меня и так считают слишком ненадёжным.

Это потому что у законнического сынка есть мозги, а у остальных — не завозили.

— А пометить их сможешь? — у парня глаза становятся по яблоку, даже в профиль. — В смысле, сильным ароматом. Вот. Хотя бы по капле на ботинке каждому.

Секрет альфина, вроде, учуять не должны. Особенно в городе, где всё провоняло ванилью, розами и ладаном. А вот я на него настроюсь легко.

Осторожный мнётся. Катает пузырёк в пальцах. И косится взволнованно, как заболевший единорог.

— А вы их не…

— Не. Выбью из строя. Усыплю, скорее всего.

— А вы?..

— Собираюсь тебе помочь. Хватит и этого.

Крикун ещё малость сомневается и пытается заглянуть ко мне под шляпку. Вздыхает и отправляется метить собратьев

Мантикора жри. Я тут в платье и шляпке, играю в гувернантку Балбески и помогаю Крикунам. Осталось до кучи пойти с Мясником полобызаться.

Папашка говорил: «Вспомнил беду — она уж в заду». Не успеваю подумать про Балбеску, как она уже орёт за спинами:

— Мелли, Мелли, ауууу! — забывая об опасности для своих зубов. Потом проколачивается ко мне через зевак, хватает за руку и утаскивает. При этом не закрывает рот:

— Мелли, ну куда ты запропастилась, я тут подружилась с девчонками, и они мне рассказали про чудненький здешний сидр. Надо будет и папаше прихватить, а то мамочка жалуется, что он уже почти допил второй погреб! А потом мы сюда вернёмся, ну правда же, вернёмся?

И попутно строит зверские рожи девицам под дубом. Те моргают и кивают с пониманием.

Руки у Балбески как клещи, а носится она быстрее алапарда — хоть и зелёные перья. Доволакивает до какой-то лавчонки, мигом втискивает мне в руку стакан с сидром: «Ты должна попробовать, а то вдруг отравлен!» и шепчет:

— Значит так, они меня за какую-то местную чокнутую приняли! Эту, как её там, Огненную Чайку. Вот это круть! И у них тут что-то вроде ордена в Ракканте, они выступают против снулых бисквитов, кружев и отсутствия жизни — и я полностью на их стороне! В общем, они вроде как местные зажравшиеся хулиганки из богатеньких семей, и им остро не хватает каких-нибудь оргий с безобразиями по углам…

Изо всех сил душу в себе симпатию к Балбеске после такого определения.

— … и они выползают и делают всякое — на заборах пишут, поют и орут за свободу и сводят с ума всяких благопристойников, и — я очень надеюсь, что неприлично обнажаются. Короче, за ними и этой Чайкой ведётся охота местными Добропорядочными — это они сейчас на улицах вместо законников. Нравственное ополчение. Но пока атаманшу никто не видал. А она собрала их из разных городов Ракканта. Восемнадцать штук, представляешь⁈

Плюс десяток Крикунов. И Кровавые — непонятно, подтянутся или нет.

Что-то много чокнутых на один город.

— Короче, я им сказала, что тут бегает какая-то провокаторша — поддельная Чайка, из Добропорядочных. Чтобы не велись на неё. Это на случай, если на них настоящую вынесет, хотя какое там вынесет, дурында им даже встречу не назначила, х-ха! Посчитала, что они тут натворят безобразий по своей инициативе, ну как же. А, и ещё я сказала, что хаос мы будем творить по плану и распорядку. В общем, чтобы ждали сигнала.

— А потом?

Балбеску распирает от предвкушения. И я чувствую, что мне ни черта не хочется знать — что она там собирается творить по плану и распорядку.

— У тебя-то как? Выудила что-нибудь? Хватит на доклад нашей… кхм-кхм Гретенде и её кхм-м-м-м самому разобычному секретарю? Интересно, что они там поделывают — а я так понимаю, тут прямо вот есть, на что посмотреть. Хотя сидр пакостный, да. Мало алкоголя, много корицы. Так мы возвращаемся к нашим, да?

Может, в оперативной работе дочка Пухлика и не настолько уж бесполезна…

Но — мантикора меня жри — я бы всё-таки предпочла Мясника.

Глава 2

ЯНИСТ ОЛКЕСТ

— О чём ты думаешь, Янист?

— О ненависти.

Наверное, нужно было ей соврать. Моей невыносимой, которая бредёт рядом со мной по улицам такого милого, уютного, старинного городка.

В таком хорошо жить — в тепле и покое, с кучей детей.

Может, потому она смотрится здесь такой чужеродной. В скромном зелёном платье кузины-приживалки, без привычного кнута (упрятан в сумочку) — Гриз словно бы блекнет, и скорби прошлых ночей сильнее проступают в ней. Искалеченные звери. Смерть варга. Весна.

Я со своим глупым ответом.

— Что он тебе наговорил утром? Рихард.

— Я не…

— Ты в «поплавке» только что дыру в нём глазами не просверлил, и потом у ворот чуть ему затылок