– Наверное, нет, – едва слышно произнес я. Сближались, пытались. Всю осень, зиму, весну. Все равно чувствовал, где-то подсознательно, страх, непонятную тревогу, боязнь. Нет, мне это не кажется сейчас, уверен, тогда было тоже. Пытался от себя скрыть, не получалось, прорывался. Я пенял на работу, на общество, на отсутствие друзей, на комплексы, даже на наши неудачные попытки близости. На все, кроме себя. И Аля, она тоже стала бояться. Да, сперва не боялась, потом стала. Когда я назвал ее старшей сестрой и отдал всего себя. Кроме сердца. И откровенничать мы не пытались. И признания не получались. И разлука стала ближе и родней. Будто себя подлинных в ней только и обрели. Или вот именно это мне одному пришло? Ведь Аля так психовала, ожидая меня. Хотела открыться, в последний раз, последнюю попытку сделать. Или уже не хотела видеться вовсе. Амина говорит, Аля подзуживала ее, все понимала и ждала, готовила, может так и было. Я видел, сейчас Амина выказывала всю себя, выворачивала наизнанку, постоянно поминая мою любовь, ожидая моего слова. Единственного слова.

А я так спешил, в тот день, мне так везло, с самого начала.

Я вскрикнул и сел, Амина села немедля.

– Вспомнил, – одними губами, – вспомнил. В то утро я ехал на маршрутке, автобус только ушел, я спешил добраться до дома. Я хотел объясниться с Алей. Потому и так быстро, я только сейчас вспомнил самое важное, у меня верно чек…. А, нет, билетики там не дают….

Амина молчала, глядя неотрывно в окно. Ждала. Спина согнулась, она сидела, не поворачиваясь, не шевелясь. Я лег, она продолжала сидеть. Тогда я попросил ее ложиться. Она послушалась, повернулась ко мне спиной. И только тогда отпустило, я закрыл глаза и ухнул в небытие.

Я ехал на маршрутке, выговаривая слова признания в радости одиночества, я придумывал способы, которыми скажу это, не так болезненно, не в лоб, но, чтобы Аля сразу поняла, чтобы поверила. Чтоб не болела и не сильно переживала. Чтоб смогла отпустить.

На пороге столкнулся с Тахиром. Шаркнув мимо, он забежал за дом скукоженой тенью. Лифт работал, я поднялся на свой этаж, увидел приоткрытую дверь. Сердце екнуло.

Аля была в постели, не поднялась, окликнула лишь, когда я вошел. Выяснилось, оба хотели признаться друг другу. Она в том, что не может остановиться, но хочет остаться, я в том, что нужно уйти. Не слыша друг друга. Она встряхнула меня, пытаясь договориться до разума, я схватил ее, под руку попался нож. Руку перехватила, когда рана уже была нанесена.

Я проснулся, обливаясь потом, открыл глаза. В окна заливался жидкий рассвет, тяжелые тучи, скрывая солнце, несли нудный ленивый дождик. Едва я стал подниматься, проснулась и Амина. Встретился взглядом и тут же опустил глаза, все тот же вопрос в них, все то же желание.

Когда вернулся, сказал одними губами:

– Я снова вспомнил, как убивал Алю. На этот раз из-за твоего мужа. Мы ссорились, я пытался сказать, что ухожу, она, что хочет быть со мной, но я должен простить ее вот эти желания, их больше не будет, она, мы должны постараться, – она смотрела, пока я не лег снова. Потом быстро скинула оделяло, на коленях подползла.

– Но ведь это я убила, слышишь, я. Не ты, не думай так, прошу, Руслан, я убила, ты должен верить, ты мне веришь? Я убила твою жену, Алю, ты должен решить, что со мной делать, я слушаю тебя.

Волосы упали на руку, она ткнулась в подушку, затихла.

– Не кричи, – деревянными губами произнес я, – наверху слышно. Внизу тоже, не знаю, как они меня терпят.

– Внизу давно никто не живет. Года два как съехали… Руслан, скажи, пожалуйста.

Я не знал. К кому ходила тогда Аля? Или мне снова мерещится что. Голова устало кружилась, я глядел в потолок, чувствуя тепло тела женщины, стоявшей передо мной на коленях.

– Меня освободят, если я правильно понял. Основное, это мое признание, всё прочее, только косвенные улики, – голова начала утихать. Я чувствовал только дыхание, ее дыхание. – Я уеду, попробую поменяться. К Наташе не пойду, мы не сможем. Но я, понимаешь, мне важно знать, что случилось в тот день. Я буду звонить тебе и спрашивать. Ты ответишь? – ее передернуло. Амина подняла голову, спутанные волосы закрыли лоб, щеки, виделись только глаза пепельного цвета.

– Я отвечу, – медленно произнесла она. – Я всегда буду отвечать тебе. Тахир поймет.

– Оставь Тахира. Он твой и только твой, – я запнулся и замолчал. Амина поднялась, посмотрела на часы. Стала собираться, попыталась закрыть дверь, вздрогнула, когда моя рука коснулась ее. Взяла, нерешительно, обеими руками и прижала к сердцу, а потом повернувшись, побежала наверх. Я долго, не отрываясь, смотрел вслед удалявшемуся халатику, слушал шорох шлепанцев по бетонным ступеням, затем осторожный щелчок замка.

Не то спокойней стало на душе, не то уверенней. Еще какое-то время я созерцал лестничную клетку, слушал не проснувшийся дом, в последний момент, вспомнив о камере. Отключили или все еще записывают? А, не все ли равно. Закрыл дверь, и некоторое время оглядывал прихожую. Затем выдернул доску из-под ручки, положил обратно под шкаф, впервые оставив дверь открытой. Теперь это не имело значения. Сегодня или нет, надеюсь, все же сегодня, я покину квартиру. Уеду, чтоб никогда не вернуться. Первое время у Наташи, а там, там посмотрим. Если Яна согласится. Аля права, жить вполжизни можно только для себя.

Я освободил телефон из заточения, и начал потихоньку собираться. Едва уловив сеть, он запищал, извещая о пропущенных звонках от Наташи, от Гафаровой, от Арановича. Я улыбнулся. Закрыв глаза, медленно вздохнул и выдохнул.

Мне предстоял долгий путь. Возвращение всегда непросто и занимает уйму времени. Но я сегодня увидел его. Теперь сделаю первый шаг.

Смерть без обязательств

Дверь раскрылась и тут же закрылась, хлопнув прямо за спиной. Я произнес: «Садись, имя, фамилия», – но не дождавшись ответа, поднял голову. Парень на вид лет двадцати трех, но по паспорту на два года моложе: сутулый, коротко стриженый, угловатый. Узкие скулы, узкий нос, узкие глаза. Серый рабочий костюм, заляпанные грязью ботинки. Ссадины на щеке и шее.

– Сядь, я сказал. Фамилия.

– Нариман Толоногов, – произнеся, он точно лишился последних сил и тяжело осел на стул, только беспокойные черные глаза буравили меня исподлобья. Дичок.

Папка тоненькая, больше фотографий, чем листов. Оно и понятно, дело пустячное, такие каждый день охапками. Только успевай сдавать. Гражданин Киргизии Нариман Толоногов задержан три дня назад в половине седьмого вечера сотрудниками линейного ОВД невдалеке от станции «Яуза». Один из сотрудников услышал крики со стороны леса, бросился на помощь. Увидел, как молодой человек всаживает шеф-нож в девушку. Попытался отобрать оружие, но тот успел нанести еще два удара, и только после этого нападавшего скрутили. Жертву спасти не удалось, скончалась еще до прибытия «скорой». Уроженка того же Кыргызстана, двадцати лет, Бедеш Маматова, место жительства Ошский район, поселок Тунт. В Москве работала два года в цветочном киоске у метро «Свиблово», жила у дальних родственников на Миллионной, как раз с другой стороны Лосиного острова. Взглянул на фото еще раз: молоденькие они все красивые, сколько таких перевидел. Иногда красоты боялись, уродовали, но только не в этот раз. Даже одежда не порвана, только запачкана кровью. При себе сумочка, из дешевых: косметика, спрей от кашля, витамины, что-то женское – платочки, расчески, заколки.