Шрифт:
Закладка:
– Так и есть, – согласно проговорил преподаватель, – состояния, которые принято считать положительными, в толпе также принимают гипертрофированные формы. Толпа всех уравнивает. Вы могли получить от меня импульс не только к злости и раздражительности, но и к великодушию. Вот смотрите, внимание! «Агата и Виктор сегодня все утро помогали мне проверять тесты и подготовили слайды к занятию. Так что у меня отличное настроение и я решил заказать всем пиццу прямо на лекцию. Курьер уже в пути!» Как вам такой вариант?
– Было бы неплохо! – хохотнул кто-то.
– Короткая ассоциативная цепочка «Агата – пицца» настроила бы вас на совершенно иной лад, а между тем это все та же Агата, не хуже, не лучше. Меняется лишь ваше отношение к ней, оно зависит от импульса, который вы получили от меня – манипулятора. Массы, сбивающиеся в толпу, редко преследуют личные интересы. Этим, как правило, занимается тот, кто ведет их за собой. А им-то кажется, что они ратуют за что-то общее. Вроде бы и неплохо, правда? Эгоизм ведь уходит на второй план. А если у модератора этой толпы цель благородная, то вообще все не так мрачно. Вот почему столь важно, кто ведет за собой толпу, ведь сама по себе она одинакова во все времена. Это, кстати, пример социального симбиоза: массы не тратят время на размышления, воспринимают только готовые идеи, предоставленные им для немедленной реализации. Процесс же мышления – за теми, кто сообщает толпе импульс, они как раз действуют исходя из определенных целей. Вместе – это механизм, который запускает движение истории.
Каждый импульс, сообщенный толпе ее модератором, будет возводиться в крайнюю степень: толпе свойственны не симпатии и неприязни, а тотальное обожание и сильнейшая ненависть. Вряд ли скромная боязливая прачка утром могла даже помыслить, что уже в обед своими руками будет насаживать на пику еще дымящуюся от кровавых паров голову аристократки. Но такова была сила морока толпы, возникшей в эпицентре Французской революции. Моряки в русском Кронштадте восстали в тысяча девятьсот пятом, потому что хотели улучшить условия своего положения, но завершилось все обыкновенным безобразием: пьяным бесчинством, разгромом витрин, экипажей и автомобилей. Поодиночке заряженные чувством справедливой борьбы за свое светлое будущее, в толпе они заражаются бациллой безнаказанности и преступного куража. Не заряжены, но заражены – разница всего в одну букву, но какие разные последствия. Толпа возбуждает любого до такой степени, что в моменте он без раздумий способен принести себя в жертву или убить другого. Любая толпа – стихийное средоточие страстей, чарующее своей силой. Но стоит упустить управление толпой – и она превратится в нечто отвратительное, сметающее все на своем пути. Я уверен на сто процентов, что никто из вас не пойдет выбивать витрины и жечь магазины в гордом одиночестве. Но я понятия не имею, на что вы способны, окажись вы в соответствующей массе, пропитанной соответствующими идеями.
Преподаватель пробежался взглядом по лицам студентов, убеждаясь, что по-прежнему владеет вниманием каждого.
– Матрос. Солдат. Ленивый студент. Заслуженный профессор. Любой, кто попадает под морок толпы, будь у него хоть три ученых степени, становится обезьяной, ведомой инстинктами и эмоциями. А вот какими – прекрасными или ужасными, – зависит от ситуации. Будет ли толпа геройская или беззаконная, только случай судит.
– И официальная власть, – раздался голос с последнего ряда.
Преподаватель задумчиво посмотрел в глубь аудитории. Голос с некоторой иронией продолжил:
– Вы же не будете отрицать, что власть всегда называет митингующую толпу преступниками? Даже когда народ выходит высказаться просто за свои права, честь и справедливость. Где критерии, по которым судить, преступная толпа или геройская?
– Вы мне и ответьте на этот вопрос, – со вздохом, ничуть не смутившись, проговорил преподаватель.
– В каждой стране свои законы касательно уличных… – вмешалась девушка с темными волосами.
– Это все ерунда, – тут же перебил ее Виктор. – Вот эти студенты, которые вышли в Мюнхене на площади против нацизма, они тоже нарушили действующие тогда законы, ну, их за это и повесили. По решению законного, между прочим, суда. Но кто там у них в Германии тогда был настоящий преступник, а кто герой? История в итоге рассудила!
– Только им от этого не легче, их-то уже повесили, – раздалось с последнего ряда аудитории.
– Вот именно, поэтому я считаю, что есть законы официальные, а есть человеческие законы морали. И если можно нарушить моральные, то официальные уж тем более! – уверенно проговорил Виктор.
Все тот же голос с последнего ряда снова категорично проговорил:
– Если судить так, то мы скатимся в анархию. А хаос еще хуже, чем насилие. Я сторонник государственных основ и порядка. И я за исполнение закона. Но всеми!
– Тогда мой вопрос таков: можно ли подобную цель достичь не авторитарным путем? – сложив руки на груди, преподаватель увлеченно подался вперед, чуть перекатившись с каблуков на мыски туфель.
Студент не раздумывал над ответом. Также подавшись вперед, он быстро и уверенно заговорил:
– При нашем нынешнем уровне развития – вряд ли. Но, думаю, нам под силу перейти на следующий уровень. А следующий уровень – это когда мы перестанем верить, что мы лучше кого-то.
– Вы имеете в виду возникновение некой терпимости в библейском смысле?
– Ну пусть так. Хоть я и атеист. Когда, имея разные взгляды, мы будем легко входить в контакт и взаимодействовать… ну, в положительном ключе, что ли. Когда каждый поймет, что дело в нем… дело всегда в нем… во мне… тогда можно будет заменить авторитаризм на здравый смысл. И законы будут опираться на здравый смысл и будут не бредовыми. Очевидно же, что главную роль в итоге сыграют образование и просвещение. Вот это – честная деятельность государства. А реально что мы имеем? Каждый народ жалуется на коррупцию, протекции, связи, блат… В первую очередь государство, раз уж государство считают отцом нации, должно изменить свои привычки! Нужно, чтобы народ видел, что юридический закон начал работать четко, как закон гравитации! Гравитации же все равно, насколько ты хороший, умный, красивый, богатый, влиятельный или там полезный. Если кто-то решил выйти в окно с десятого этажа, то гравитация не сделает для него исключение, потому что он хороший человек или близкий друг какого-то влиятельного чувака. На гравитацию нельзя повлиять, она не против и не за него, она просто есть и действует. На всех одинаково. Власть, конечно, хочет контроля над обществом. Но мы же уже проходили в разных странах, что этот контроль не может держаться на жестких силовых ограничениях и обмане. Сначала, конечно, пытается, а потом все это плохо кончается. Так что если власть честно обеспечивает свободы и блага народа, за счет которого власть, собственно, и существует, то это лучший контроль. Такой обмен, по сути: поддержка масс прямо пропорциональна уровню жизни. Народ должен быть уверен, что правительство его не обманывает.
– Вы говорите о свободах для масс, но развилось ли общество до такого уровня, что всякий отдельно взятый индивидуум может делать все, что захочет? Есть ли смысл одаривать полной свободой такое общество, где люди в большинстве своем не живут, а борются за выживание, где уровень образования и экономического развития невысок, а прослойка среднего класса тонка и несущественна? Может быть, сначала надо решать предыдущие вопросы? А одаривание свободой – уже как заключающая стадия, однако, конечно, главная и обязательная?
– Да в том-то и дело! – уже выкрикнул студент. – Без первого не будет второго! Одно вытекает из другого! Именно это я и хочу сказать! Люди свободные думают иначе, у них меняется мышление, причем и у народа, и у власти, а отсюда пойдут изменения в действиях. А новое действие приведет к кардинальным изменениям жизни всего общества. И свобода человека станет новой нормой!
Студент умолк. Преподаватель, заложив руки за спину, медленно прошелся к окну, скользнул по нему отстраненным взглядом и обернулся:
– Если мы продолжим развивать эту тему…
Преподаватель замолчал. Молчала вся группа. В напряженной тишине аудитории скрип старого лакированного паркета был различим даже по тональностям
