Опоенный зельем мужчина тихо застонал, перевернулся на бок и затих.

Рук легонько тронул меня за плечо и шепнул на ухо:

– Она их порежет и уйдет. Вытаскивать тела оставит других. Берем сразу над трапом. Охрана твоя.

Я, конечно, понимала, к чему все идет. Мы не для того выслеживали Аспид со жрецом по всему городу, чтобы распить с ними бутылочку квея. Беда в том, что порядок Испытания запрещал мне их убить. Вот если бы кто из них завел песню, другое дело, но надежда на это была слабая. И беременных внизу я не заметила. Конечно, можно просто обездвижить человека. Я тихо вложила в ножны один из клинков, другой перехватила по-новому и отодвинулась в тень над самым люком.

Я медлила с ударом, пока по трапу не поднялся второй охранник, а тогда опустила обушок своего тяжелого ножа ему на макушку, с разворота ударила второго кулаком в живот, поймала за горло и пережала артерии, отчего тот выронил меч и мешком осел на палубу.

– Что там у вас? – вопросила снизу услышавшая звон госпожа Квен.

Я не стала отвлекаться на нее, а занялась охраной. Из опасения убить я не могла лупить в полную силу, а значит, должна была обездвижить, пока не очнулись. Грязная работа – резать сухожилия на запястьях и лодыжках. Не думала, что мне, жрице Ананшаэля, доведется заниматься такими вещами, и, закончив дело, я почувствовала, будто испачкалась. В быстрой и чистой смерти есть красота и ужасающее благородство. А то, что проделала сейчас я, слишком напоминало пытку – то, что происходило в душной каморке под нами.

– Наверху еще трое, – бросил Рук и нырнул прямо в люк, не коснувшись ступеней трапа.

Под ногами у меня сдавленно выбранилась госпожа Квен и взвыл жрец, но взглянуть вниз я не успела, потому что из верхнего люка прыгнули часовые. Первый приземлился мне чуть не на голову, но справиться с этими, ослепшими в темноте, было еще проще, чем с двумя первыми. Подрезая им жилы, я напоминала себе, что они тоже участники жертвоприношения. Пленники и на их совести.

Кто-то мог бы удивиться, что почитательница Ананшаэля возражает против таких жертвоприношений. Разве я сама занималась в Домбанге не тем, что передавала мужчин и женщин в ловкие руки моего бога? Люди так страшатся смерти, что одно у них сливается с другим. Страх и смерть представляются им сторонами одной монеты. Мало кто способен вообразить несомое Ананшаэлем небытие без страха.

Между тем страх почти так же ненавистен моему богу, как боль. То и другое противоположно покою, который он дарит людям. Дороже всего ему та жертва, что умерла, не почувствовав клинка в теле. Домбангские же жертвоприношения совсем другого сорта. В Домбанге считается необходимым ужас жертвы. Жертва должна бороться, отбиваться, погружаться в пучину страха – по возможности, не один день – и только потом умереть. При других обстоятельствах я рада была бы положить конец всем страданиям, но, связанная правилами Испытания, могла только разменять мучения жертв на мучения охранников.

Сейчас эти пятеро бились на палубе и ревели, как бешеные быки, не в силах встать на ноги. Один дотянулся до моей лодыжки, но я им и руки покалечила, так что его пальцы только бессильно скользнули по коже. Он ошалело уставился на свою ладонь, и с его губ сорвался рваный стон. Я отвернулась от тошнотворного зрелища и прыгнула в люк, к Руку.

Он уже разделался с Аспид – одним коротким ударом перебил шею, а жреца с госпожой Квен загнал в дальний угол.

Квен устремила на него полный презрения взгляд.

– А, – проговорила она, – изменник снова явился предать свой народ.

Рук указал на лежащих:

– Не спросить ли этих, кто предал их?

– Болотный сор, – фыркнула Квен. – Трое спились бы до смерти до конца года, а остальные и так умирали с голоду.

– И верно, – заметил Рук. – Великая жертва вашим мифическим богам.

Жрец вытянулся в полный рост:

– Трое – не миф, и они поглотят тебя! Мы скормим тебя змее и буре. Отдадим реке твою кровь.

– На самом деле, – перебил его Рук, – мы поступим иначе. Благопристойно отдадим вас под суд. У нас хватит свидетелей, которые охотно дадут показания публично.

Он кивнул на связанных пленников.

– Потом, выжав из вас секреты и имена участников вашего маленького заговора… – Рук пожал плечами. – Не поручусь, что Интарра – не миф, но уверен, что огонь вполне реален.

– Богохульник! – прискуливая, зашипел жрец. – Богиня поглотит тебя. Она восстанет. Она восстанет, и ее палачи с ней рядом.

– Эту песню… – возразил Рук, – я слышал и в прошлый раз, когда ваши приспешники марали стены краской. Может, вспомнишь, что из этого вышло?

– Все так, как было в начале времен, – оскалился жрец. – Кажется, будто вода отступает. Враг осмелел, он вторгается, но его накроет праведный потоп.

– Жаль, вы этого уже не увидите. – Рук обратил ко мне взгляд, острый, как осколки нефрита. – Убей его.

Я напряглась:

– А как насчет выжать секреты, отдать его Интарре и тому подобное?

– Мне нужны ее секреты. – Рук кивнул на Квен. – За этим болваном мы следим не первый месяц. Я узнал о нем все, что требовалось.

– Так зачем его убивать?

– Затем, что я еще не знаю всего, что мне требуется, о тебе. – Он склонил голову к плечу. – Скажем так: убив его, ты еще раз подтвердишь, что мы действительно на одной стороне.

– Не уверена, – ответила я, отчаянно высматривая лазейку или обходной путь. – Для мятежников он опасней пленником в твоих руках, чем в виде трупа. Пока жив, он всегда может еще что-нибудь выдать.

– Ты, разумеется, права, – согласился Рук и добавил, прищурившись: – Однако все еще тянешь время.

В груди у меня что-то сжалось, перекрыв дыхание.

Рук указал на каплющую с моих клинков кровь.

Туда же смотрел и жрец и вдруг оторвал взгляд.

– Что бы вы ни сделали со мной, – прорычал он, – они вас достанут. Трое заберут вас!

И я увидела лазейку:

– Что это за гребаная троица, о которой ты тут талдычишь?

Квен разглядывала меня, как хищник разглядывает кусок мяса.

– Кеттрал, – негромко проговорила она. – Так, значит, империя прислала к нам самых бешеных своих псов.

– Вообще-то, птиц, – покосившись на нее, поправила я. – Основатель нашего ордена подумывал оседлать псов, но предпочел чудовищных коршунов-людоедов.

Жрец, в пылу негодования или в ужасе, казалось, не услышал этого короткого разговора.

– Синн, – отчеканил он наконец, как произносят проклятие или заклинание. – Ханг Лок. Кем