Имена еще не просохли у него на языке, и не было нужды слушать дальше. Я небрежным движением полоснула его по горлу; пока он падал, вытерла нож о бедро, а памятью отдалась темному течению прошлого.

Синн. Ханг Лок. Кем Анх.

Я не слышала этих имен с детства, да и тогда их произносили лишь шепотом. Однажды приятель показал мне запретные образы, хранившиеся в его семье: залез в дом через тростниковую крышу и вытащил три глиняные фигурки: две мужские и женскую – голые мускулистые тела, члены в половину длины рук, тугие выпуклые ягодицы, широкие плечи, расставленные в готовности ноги. Имя того мальчишки я забыла, зато помнила имена, названные им. Его голос дрожал, дрожала и рука, которой он поочередно указывал на фигурки. Синн – цвета крови, тонкий как хлыст; Ханг Лок больше и темнее. Кем Анх, богиня, крупнее остальных, руки врастопырку, глаза – колотые раны, будто кто-то ковырнул влажную глину острием ножа.

Имена по самой своей природе не привязаны к миру. Века уносят их звуки вдаль, делают невнятными, забывается породивший их язык. Они властны над реальными предметами лишь постольку, поскольку мы наделяем их этой властью. И так легко забыть, что имена когда-то были словами – самыми обыкновенными словами. Как вот эти, означавшие на языке Домбанга змею, черную бурю и смерть на реке.

Древние боги моего города жестокостью, близостью к людям и алчностью превосходили светлую и непостижимую аннурскую богиню.

Но и таких империя могла бы стерпеть. Сияние Аннура отчасти объяснялось терпимостью его императоров к чужим верованиям. Царствующий род Малкенианов, разумеется, поклонялся Интарре, но в столице нашлось место для сотен и тысяч храмов и божеств; рука об руку с владычицей света на столичных улицах и площадях высились старые и молодые боги. Купец на восходе бормотал благодарность Интарре, на домашнем алтаре оставлял дар Хекету – миску риса и полоску мяса, а к вечеру заходил помолиться за беременную дочь в храм Бедисы. В тихих закоулках империи выживали даже самые захудалые культы, тысячи лет назад опровергнутые свидетельствами самих богов. Малкенианы не желали давать завоеванным народам предлога восстать из-за такой малости, как оскорбление веры. И только в Домбанге начищенный до блеска сапог империи наступил на горло старым верованиям.

Причиной послужила природа домбангских богов. Каменные духи Анказа и мифические рыболюди Разбитой бухты не вставали на пути аннурской власти, между тем наши боги были и кровожадны, и ревнивы. Их породили не небесные сферы, а сама дельта. В их жилах текла вода, тела были вылеплены из ила, их голос гремел в грохоте летних гроз. Их договор с городом был прост и жесток: жертвуйте, и получите защиту. Отдавайте нам молодых, сильных и красивых, и мы сокрушим всякого, кто выступит против вас.

Честная сделка, только она давно провалилась в отхожую дыру. Аннурские легионы шли на штурм Домбанга, и ни одно божество не восстало из вод, чтобы их отвратить. Армия взяла город, перерезала вождей зеленых рубашек, снесла главные храмы – без малейшей помехи со стороны богов. Нашелся человек, объявивший себя Ханг Локом. Обмазавшись грязью, он с голыми руками бросился на аннурский гарнизон. Солдаты схватили его, оскопили и обезглавили перед статуей Гока Ми, а тело сбросили в канал. Неделю спустя какая-то женщина назвалась Кем Анх и в сильную бурю вышла на Северный мыс, призывая воды дельты подняться и смыть захватчиков. Воды поднялись, как всегда поднимались в шторм, и снова отступили. Приземленные, деловитые, бесчувственные аннурцы ее тоже обезглавили и сбросили в канал. Больше богоявлений не случалось.

Многие увидели в победе Аннура свидетельство того, что богов Домбанга никогда не существовало. Им не нашлось места в великом пантеоне, основанном во времена войн с кшештрим, когда младшие боги в человеческом облике ходили по земле. Торговцы из дальних стран веками высмеивали местные суеверия. И когда боги нас не спасли, для многих это стало доказательством, что они вовсе не боги, а просто раскрашенные куклы, напоминающие об опасностях – потопах, змеях, бурях – тех мест, которые наши предки избрали своим домом.

Я сказала – доказательством для многих. Но не для всех. Кое-кто счел, что не боги подвели Домбанг, а Домбанг – богов. Для таких приход Аннура стал призывом к ярому благочестию, к более строгому соблюдению древних обрядов, к ожесточенному сопротивлению иноземной чуме. Сопротивление оказалось безуспешным. Аннур был богат, беспощаден и неутомим. Легионеры докапывались до укрытий тайных жрецов, рубили им головы и сбрасывали в канал новые трупы. Немало статуэток нашей троицы, бессильно маячивших на алтарях перед домами или вырезанных на носах лодок, разбивали или состругивали, изгоняя из того самого города, который им полагалось защищать. Людей, насвистывавших неположенный мотив, забивали в колодки, за запрещенную песенку казнили. Сжигали старинные священные книги, пытали священнослужителей. Это было мерзко, как любое угнетение. Кто-то считал, что это невысокая цена за новый порядок и процветание. Кто-то так не считал. Я бы, возможно, не уступала госпоже Квен в ненависти к аннурцам, если бы сама не столкнулась с нашей объявленной вне закона религией. Аннур сохранил старые празднества, изменив их названия. Кем Анх превратилась в Интарру. Синн и Ханг Лок стали ее слугами, жаром и огнем. Но и такое кощунство не подняло на восстание наших богов. За два столетия многие успели о них забыть. Многие. Но не все.

Достаточным доказательством тому служили мертвый жрец у моих ног, связанные люди у меня за спиной и прижатая к стене надменная женщина.

– Кем Анх идет, – цедила она, – ты захлебнешься в ее водах.

– Представь себе, – покачал головой Рук, – ты сто сорок первая пленница, от которой я слышу эти самые слова.

– Ее истина неоспорима, – скаля зубы, ответила Квен.

– Может, и неоспорима, но я пять лет как вернулся в город, а все дышу. – Он пальцем тронул свое горло. – Я не первый день убиваю вас, а воды…

Он помолчал, приставив ладонь к уху, будто прислушивался, и снова покачал головой:

– Нет, не вздымаются.

Он отвернулся ко мне, взглянул настороженно, испытующе.

Я в некотором роде одержала победу, но свет надежды, с которым я входила в эту ночь, и восторг, с которым бежала рядом с ним по городу, угасли. Не знаю, что я чувствовала в этот миг, только не любовь.

– Мертв, – сказала я, указав на жреца.

– Мертв, – согласился Рук.

«Называющий имена», – повторила я про себя,