которую недавно взошел жрец. Причалы у бань были сплошь заставлены судами: узкими «ласточкиными хвостами», яркими прогулочными баржами, курносыми паромами, расталкивающими борта других лодок, чтобы принять или высадить пассажиров. Лодка под черным навесом ничем не выделялась среди других. Я бы ее и не заметила, если бы Рук не показал. Аспид легко шагнула с причала на качнувшуюся палубу. Она не озиралась, держалась как тысячи других, проходивших за день по этому причалу. Негромко сказав что-то лодочнику, она скрылась под навесом.

– Убьем их? – спросила я, покосившись на Рука.

– Жреца я мог бы убрать давным-давно, – покачал он головой. – Мне нужна госпожа Квен.

– Полагаю, не стоит надеяться, что она скрывается в той лодочке.

– Эта добрая женщина очень и очень непроста. Договариваться она поручает Аспид, которая, убедившись, что за ней нет слежки, приводит жреца к своей госпоже.

– Значит, надо нам исхитриться.

– Надеюсь, ты за эти годы не размякла. – Рук снова смерил меня взглядом.

– Залечь на дне лодки сумеет и толстуха.

– В лодке нам делать нечего, заметят.

– Только не говори, что предстоит добираться вплавь.

– Именно так.

Я присмотрелась к нему:

– Плывем?

– Конечно плывем, – кивнул он.

– Свет доброй Интарры!

– Я слышал, кеттрал – хорошие пловцы.

– Так и есть, – признала я, – но плавать предпочла бы не в сточной канаве.

– Тебе повезло, мы в чистом конце города.

– Какая удача!

Лодочник отвел суденышко Аспид от причала и, налегая на шест и переругиваясь с соседями, проталкивался на чистую воду.

– Ну, пошли пачкаться, – бросил Рук, шагнув в толпу.

Я набрала в грудь воздуха, тронула ладонью ножи и последовала за ним.

Домбанг не похож на другие города. Вместо улиц у него большей частью каналы, но эти обвивающие кварталы протоки заливает густая черная, как смоль, муть. Кое-где по берегам медлительных потоков выстроены мостки, а то и широкие, протянувшиеся на несколько миль набережные. По такой набережной мы и двинулись, держась в гуще толпы и с безопасного расстояния наблюдая за черной лодкой. Хорошо бы продержаться так всю ночь. Но нет, Аспид была слишком умна, чтобы облегчать нам слежку.

Через четверть мили ее лодка свернула по узкой протоке на север, оставив нас на дальнем берегу. Потеряв ее из виду, я оглянулась на Рука – тот уже сбросил жилет, следом стянул сапоги и штаны. Прохожие откровенно веселились, разглядывая его голое тело. Кое-кто, заметив, что я смотрю на него, подкидывал сомнительные советы, которые Рук пропускал мимо ушей.

– Можешь плыть и в рубашке, – сказал он мне, – но если отстанешь, ждать не буду.

И он опрокинулся через перила. Всплеск расцвел светлым цветком на черной воде. Я, приглушенно ругнувшись, стянула через голову рубаху, тоже сбросила штаны и сандалии и поспешила вдогонку. Поднятые лодкой волны уже гасли у берегов.

– Дальний, – сказал Рук, махнув на частный причал у другого берега, и поплыл к нему сильными ровными гребками.

Хорошо было сменить вранье и словесный поединок в бане на честную, без тонкостей и задних мыслей, работу для рук и ног. Мне давно не случалось проплывать больше сотни шагов – в Анказских горах самые крупные озера немногим больше ванны, – но память детства вернулась сразу и вела меня вперед, хотя руки и плечи быстро загорелись от усталости.

На причал я подтянулась почти вровень с Руком. Наклонившись, он помог мне встать на ноги, и наши голые тела вскользь соприкоснулись. Я подняла взгляд – его лицо было совсем близко. Он не сразу выпустил мои руки.

– Мы, помнится, гнались за злодеями? – поджав губы, заметила я и почувствовала, как вздрогнула от сдержанного смешка его грудь.

– Просто дал тебе передохнуть.

– О, я еще толком и не разогрелась.

Боковой канал, в котором скрылась лодка, уходил в темноту. Я понимала, зачем мы выбрались из воды: двое плещущихся пловцов в узкой протоке заметнее лодки. К сожалению, другого пути за ними не было. Канал был деловым – ни мостков, ни прогулочной набережной, а только выдававшиеся на равном расстоянии причалы под фонарями.

– Ты долго собираешься ждать? – спросила я.

– Вовсе не собираюсь, – покачал головой Рук.

Не дав мне ответить, он прошел по мосткам к двери, убедился, что заперта, и пнул ее босой ногой.

Я подняла брови.

– Они огибают квартал, – пояснил он. – А мы пройдем насквозь.

– А если хозяева станут возражать?

– Их тоже пройдем насквозь.

Тот первый квартал от края до края протянулся самое большее на двести шагов. По пути мы взломали четырнадцать дверей и два окна, перелезли две кирпичные стенки, одну в пышный цветущий садик, другую – спасаясь от сердитого домовладельца с ножом; кого-то вырубили отнятой у него же бутылкой, продрались через спальню в белых занавесочках (на кованом чугунном ложе я насчитала не меньше четырех голых тел); подсвечником сбили какого-то горлопана, другому посоветовали заткнуться, протаранили деревянные ворота и попали еще в один садик, из которого за низкой стеной увидели освещенную луной воду – канал там разливался небольшой заводью. Лодка Аспид уже вышла на середину и сворачивала к выходу под хрупким низким мостиком.

Я оглянулась на Рука. Он взмок, грудь тяжело вздымалась, но глаза, ответившие на мой взгляд, ярко блестели.

– Думал, хуже придется, – сказал он.

Я тяжело дышала, упершись руками в колени.

– Мне казалось, твое дело – охранять покой горожан.

– А еще защищать невинных. Одно с другим не всегда сочетается.

Пока я загоняла в легкие достаточно воздуха, чтобы распрямиться, нос лодки скользнул под мост.

– Знаешь, – выговорила я, – обычно кеттрал уделяют планированию больше времени.

– План у меня есть.

– Поделишься?

– Пошли.

Он вскочил на низкую оградку и нырнул в воду.

Так мы преодолели, должно быть, несколько миль: взламывали двери, переплывали каналы, перебегали по узким переулкам. Раза четыре или пять я думала, что мы потеряли лодку, но Рук снова и снова находил где срезать, угадывал, рассчитывал и опять выводил нас на добычу, иногда даже опережал ее, высматривая преследуемых из окна или с балкона, а если отставал, то всего на несколько шагов. Аспид проявила невиданную осмотрительность и болезненную подозрительность: она закладывала большие круги по воде, трижды возвращалась по собственному следу, затаивалась в темных нишах, проверяя, нет ли слежки. Однако Рук верно предсказал, что она будет наблюдать за водой, а не за домами. И не за крышами, прах их побери.

В конце концов она, как видно, успокоилась и двинулась к юго-востоку почти прямой дорогой, которая вывела ее в Старую гавань. С тех пор как та гавань была сердцем города, прошли века. Ее глубокая бухта когда-то вмещала большие