Шрифт:
Закладка:
Но когда занавес открывается и начинает играть музыка, я на мгновение щурюсь от синеватого света софитов, а затем забываю обо всём постороннем. Сейчас для меня существуют лишь сцена и ритм, под который двигается тело. Кристофер поставил прекрасный балет, и несмотря ни на что я рада быть частью этой постановки.
Синеватые отсветы и дым создают тревожную и слегка мистическую атмосферу, белые короткие платья из шифона отлично вписываются. Это не классическая, а современная хореография, и мне нравится, как гармонично и естественно одно движение перетекает в другое. Действие разворачивается будто непрерывный поток бурлящей реки. Никакой скованности. Полная свобода.
Никто не пытается никому навредить, все работают слажено. Солисты сменяют кордебалет, кордебалет сменяет солистов, затем все сливаются в одну единую мозаику, а потом вновь разбиваются на группы, продолжая непрерывный круговорот.
Возбуждение проносится по телу волнами, я так воодушевлена, что трудно сдерживать улыбку. Спектакль подходит к кульминации, музыкальная тема становится всё мрачнее. Солисты спускаются на авансцену*, а кордебалет заполняет всё пространство за ними. Мы разбиваемся на пары и повторяем движения солистов, но с небольшим запозданием, создавая эффект эха.
[*передняя часть сцены, примерно до первой кулисы; подробнее в глоссарии]
Руки каждой пары плавно переплетаются. Со стороны это выглядит как лёгкое касание, но на самом деле захват крепкий и позволяет девушкам склонить корпус влево и высоко поднять правую ногу, а затем, словно падая, увлечь партнёра за собой.
Разумеется, они не дают нам коснуться пола. Звук нарастает – и атмосфера становится всё напряжённее. Когда аккорды взрываются негодующим залпом, мужчины поднимают нас в воздух.
Доля секунды – и я вишу вниз головой, чувствуя под спиной надёжные и крепкие ладони. Хорошо, что со мной в паре Томми, а не кто-то другой.
Пол начинает кружиться – это Томми совершает оборот вокруг своей оси, держа меня на вытянутых руках, как и остальные мужчины держат своих партнёрш. Это финал спектакля, и уже скоро занавес закроется. Кажется, всё прошло просто отлично. Никто не упал, никто не…
Оглушающий выстрел разрезает пространство, перекрывая все остальные звуки. Музыка ещё играет, когда Томми ставит меня на ноги и мы оглядываемся.
Рика, одна из артисток кордебалета, лежит в паре метров от нас. Лужа крови вокруг её головы стремительно расползается. Кто-то истошно вопит, кто-то бросается к ней, но сразу же шарахается назад. Её партнёр Картер делает шаг вперёд – и раздаётся ещё один выстрел. Прямо в грудь, но не на поражение. Картер ещё жив и даже стоит, однако он не в порядке – его рвёт кровью.
Вскоре никто, кроме нас с Томми и ещё нескольких человек, уже не замечает, как Картер падает на колени. Никому теперь нет дела до других. Крики и паника нарастают – и в звенящей тишине они поистине ужасны: музыка наконец затихла.
Мы с Томми стоим, прижавшись друг к другу, и не шевелимся, словно нас парализовало. Мы такие не одни, однако в меньшинстве. А ведь Итан говорил, что нельзя поддаваться панике… Они его вообще слушали?!
И пусть здесь мы как на ладони, но бежать нельзя. Жнецы не ограничились самой слабой на их взгляд парой спектакля: они безжалостно отстреливают тех, кто хочет покинуть сцену. А кого не настигают их пули, тех добивает охрана, рассредоточенная по кулисам.
Наконец до выживших паникёров доходит, что покидать сцену нельзя. Когда они замирают на месте, выстрелы прекращаются. Костюмы убитых артистов окрашиваются кровью, белый цвет быстро сменяется красным, и меня начинает трясти.
Одиннадцать тел… Из тридцати человек, задействованных в спектакле, выжило лишь девятнадцать.
– Соберись, Лили, – произносит Томми мне в ухо и сжимает мою руку, пытаясь успокоить, но его голос дрожит. – Они не станут стрелять, если мы не будем двигаться. Скоро нас отпустят.
– Нет, – я еле шевелю губами, и не уверена, что Томми меня слышит. – Не отпустят, пока мы не закончим. Спектакль должен завершиться.
– Это ведь и был финал.
– Поклоны, – озвучиваю я непонятно откуда взявшуюся догадку. – Мы должны им поклониться. Только тогда занавес закроется.
– Чёрт. Возможно, ты права. Но как сказать об этом остальным? Боюсь, громкие разговоры могут спровоцировать наших «зрителей».
– Не надо ничего говорить, просто… покажем.
– А если, стоит нам дёрнуться, нас тоже пристрелят?
– Мы не будем сходить с места. Медленно повернёмся и опустимся на одно колено.
– Ладно. Давай сделаем это. Будь что будет.
Без резких движений мы разворачиваемся лицом к зрительному залу и склоняемся перед убийцами, что спрячутся в его тени. Как только наши колени касаются пола, раздаются хлопки, затем Итан произносит в микрофон:
– И у нас есть победители первого этапа! Лили и Томми, приз ваш. Поздравляю всех с завершением первого уровня! Завтра вы получите новые инструкции, а сейчас – приятного вечера!
Никто не двигается, и Итан уточняет:
– Вы можете покинуть сцену.
Но вместо этого оставшиеся артисты один за другим склоняются в поклоне. Как только последний опускается на одно колено, зал взрывается бурными аплодисментами и выкриками «Браво!», а занавес начинает закрываться.
Когда плотная ткань полностью скрывает нас от Жнецов, мы с Томми медленно поднимаемся. Не успеваю я выдохнуть, как нас окружают артисты. Явно не с благими намерениями. Их лица преисполнены ненависти, страха и отвращения. Даже Ливия и Венди смотрят на меня с недоверием. Энджи плачет, но и в её взгляде я вижу немой вопрос.
– Дрянь паршивая! – выкрикивает Берта мне в лицо. – Ты всё знала! Снюхалась с Хейзом и решила подставить нас?! Сколько людей убили из-за тебя? Сука! Тварина!
Она замахивается, но Томми перехватывает её руку.
– Успокойся, – цедит он, тяжело дыша. – Какого чёрта ты её обвиняешь? Мы живы благодаря ей. Если бы Лили не догадалась…
– Догадалась?! – брюзжа слюной, перебивает его Берта и вырывает свою руку из захвата. – Она? Догадалась? Эта дрянь заранее знала, что нужно опуститься на колени! Она всё знала и ничего нам не сказала! Ждала, пока убьют как можно больше людей, чтобы уменьшить число соперников!
– Точно знала! – вторит ей сначала один, а затем и несколько человек.
Томми пытается их осадить, но тщетно – его никто не слушает. Вскоре их выкрики сливаются в непрекращающийся обвинительный гвалт:
– Конечно! Разве можно о таком догадаться?
– Эта тварь