ногами и надежду на светлое будущее. Чтобы на своей шкуре ощутил каково это, когда тебя предают – любимая, друзья и поклонники. Все отвернулись от тебя, ты остался один и вынужден был принять мою помощь. И теперь ты в моей власти.

Он отбрасывает сигару, придавливает её носком ботинка, подходит ко мне и, схватив за волосы, надменно произносит прямо в лицо:

– До сих пор думаешь, что сможешь освободиться и уйти от своей судьбы? Ты ещё так наивен. Когда сталкиваешься со Жнецами, приходится играть по нашим правилам. И ты будешь играть дальше, Кристофер. Я тебя не отпущу. Мой преемник должен соответствовать определённым критериям, и ты отлично нам подходишь. Патрисия не оправдала моих ожиданий, я перестал считать её дочерью уже очень давно. Но ты другое дело. Ты – настоящий Жнец, и скоро ты сам это поймёшь. А пока отдыхай.

Левингтон достаёт из кармана шприц, и я дёргаюсь, но укола не избежать.

– Тише, тише. Это лекарство, которое притупляет боль и ускоряет регенерацию. Наше новое изобретение. По наблюдениям за твоим состоянием, эффект длится всего двенадцать часов. И поначалу, пока организм адаптируется, сыворотка вызывает галлюцинации. Благодаря тебе мы усовершенствуем формулу. Можешь собой гордиться: тебе выпала честь стать первым испытуемым. Точнее – первым выжившим испытуемым.

Он усмехается, и я выдыхаю, борясь с накатившим приступом дурноты:

– А остальные?

– Им повезло гораздо меньше. Ты счастливчик, Кристофер. Я вколол тебе пятую инъекцию, и, как видишь, за исключением небольших побочных эффектов, всё в порядке. Ты очень помог нам в исследованиях, спасибо. Не хотелось бы держать тебя здесь слишком долго, но ты не оставляешь мне выбора. Если сможешь выбраться сам, я буду впечатлён. Хотя вряд ли ты сможешь, учитывая, в каком ты состоянии. Однако, вполне возможно, что твой организм уже привык к препарату. Вот и выясним, насколько вы совместимы. Доброй ночи, Кристофер. Хорошенько подумай над своим поведением и возможными последствиями. Надеюсь, впредь ты будешь паинькой и уже завтра сможешь отсюда выйти.

Левингтон убирает пустой шприц в карман, берёт планшет со стула и покидает камеру. «Лекарство» начинает действовать, блокируя болезненные ощущения. Но вместе с тем постепенно уходит и ясность сознания. В голове эхом отдаётся последнее сообщение Патрисии:

«Какое же ты ничтожество, даже умереть нормально не можешь. Жалкий бесхребетный выродок, и что отец в тебе только нашёл? Как ты посмел отнять право, данное мне при рождении? Я хотела навсегда от тебя избавиться, но раз уж ты выжил, оставайся калекой в одиночестве».

Едкий голос затихает, и я словно вижу её перед собой. Всё такую же красивую, но при этом отвратительную.

Я до последнего думал, что она любила меня. Смешно. Патрисия Левингтон любила лишь деньги. Воистину – она дочь своего отца. Но если ты не соответствуешь стандартам, значит, ты не Левингтон. И Генри с лёгкостью от неё избавился.

Писала ли Патрисия то сообщение? Или Генри не только отправитель, но и автор послания? Это ведь был его тщательно продуманный план. Левингтон всегда хотел сына. Но кто же знал, что он решит «усыновить» меня.

Почему именно на меня пал его выбор? Никаких скрытых потенциалов во мне нет. Так чем я настолько ему приглянулся?

«Убей их всех, – вновь раздаётся в голове навязчивый шёпот. – Займи их место».

Смех, наполненный безумием, разносится по просыревшей камере. Не сразу до меня доходит, что это я смеюсь. И далеко не сразу получается взять себя в руки.

– Ладно, к чёрту, – шепчу я сам себе. – Пора выбираться отсюда. Пусть я не грёбаный герой, но нужно помочь Лили.

Лили…

Она запретила мне к ней прикасаться, но хрена с два я выполню её просьбу. У этого препарата, помимо глюков, есть ещё один явный побочный эффект: я дико хочу трахаться. Похоть бурлит под кожей, превращая меня в обезумевшее озабоченное животное. И жажду я именно Брукс – и никого больше.

Ещё тогда, когда Дженнис орала на неё, я обратил на Лили внимание. И не только в профессиональном плане. Меня сразу потянуло к ней на физическом уровне. Её большие зелёные глаза, вздёрнутый носик, красивое и слегка надменное лицо – первое, что зацепило. Эта дерзкая неиспорченная девчонка словно бросила мне вызов – и я его принял.

Но ещё я увидел в ней себя. Когда-то я тоже был амбициозен, чист и наивен. Верил в идеалы и не отходил от своих принципов. Когда-то я тоже умел мечтать и был обращён к свету. Её свет притянул меня, и я, словно отчаявшийся грешник, захотел прикоснуться к нему. На поверку он не оказался мягким – и пленил меня ещё сильнее.

Брукс умеет за себя постоять – и это меня в ней восхищает. Раньше я был безотказным добряком, который не вступит в открытый конфликт и уж точно никого не ударит, но теперь начал ценить тех, кто отстаивает свои права и открыто борется за своё счастье.

– Эй, ты там живой? – грубо нарушает моё уединение один из охранников, приоткрыв дверь камеры. – Раз пришёл в себя, приказано покормить.

Он заходит внутрь, приближается ко мне с тарелкой в руках и зачерпывает ложку каши.

– Не проще освободить мне руки?

– Запрещено.

– А придётся.

Он хмурится, словно в голове у него происходит тотальный сбой, потом выдаёт:

– Почему?

– Мне нужно отлить. Или сам подержишь?

Его лицо перекашивает от отвращения, и в следующую секунду он ставит тарелку на стул, затем достаёт связку ключей и тянется к кандалам.

Ну какой же болван.

Пусть я одурманен и ослаб, однако уж с одним-то легко справлюсь. Всего один точный удар – и он лежит на полу, а я перешагиваю через него. Без ключ-карты отсюда не выбраться, а стены звуконепроницаемые, так что у этого дурачка одна надежда – система видеонаблюдения. Но не факт, что у простых охранников есть доступ к этому объекту.

Наклоняюсь, чтобы прихватить рацию и ключ-карту, затем выхожу из камеры и закрываю её.

Я не смогу помочь всем и вновь разочарую тебя, Брукс. Иногда приходится чем-то жертвовать. Можешь ненавидеть меня. Просто знай: тебе погибнуть я не позволю.

«Убей. Их. Всех», – в который раз звучит в голове, и губы медленно растягиваются в улыбке, когда я вглядываюсь в сумрак подземного коридора. Этот голос называет себя Повелителем. Он