Шрифт:
Закладка:
Он замолкает, словно ждёт моего ответа, и я цежу сквозь зубы:
– Ты отец – на тебе и ответственность. Сам ведь её такой воспитал.
– Я всегда хотел сына, – продолжает он, пропустив мои слова мимо ушей. – Но мой сын умер ещё в утробе. У жены было слабое здоровье, она не смогла выносить плод. Потом она очень долго пыталась снова забеременеть – и наконец у неё получилось. Патрисия – поздний ребёнок, убивший свою мать. Эта девчонка с пелёнок могла только забирать, кричать и требовать. Её удавалось заткнуть, лишь дав ей желаемое. Но однажды я поставил условие: не видать ей наследства и статуса, пока не остепенится и не найдёт себе достойного мужа. Скольких уродов она привела ко мне на смотрины – не сосчитать, ведь люди нашего круга не хотели с ней связываться. Даже фамилия Левингтон их не прельщала – вот до какой степени Патрисия позорила меня. А потом появился ты.
Левингтон достаёт сигару и раскуривает. Ненавистный запах вызывает очередной приступ тошноты, и я еле сдерживаю рвотные позывы.
– Всеми обожаемый человек, медийная личность с отличной репутацией. Но при этом доверчивый лопух, которого можно легко обвести вокруг пальца и использовать в своих целях. Я сразу раскусил её замысел. За твой счёт Патрисия хотела отбелить себя и получить одобрение общественности, и ей это удалось. Она старательно разыгрывала любовь, но оставалась такой же распутной. В ней не появилось ни капли здравомыслия. Ты безоговорочно верил ей, потому что был влюблён. На людях вы выглядели идеальной парой, однако мой человек достал доказательства её измен. Когда я кинул их ей в лицо, сказав, что она продолжает меня позорить, это спровоцировало взрыв. Патрисия заявила, что обручилась с нищим артистом, потому что ты мягкотелый и тебя легко обманывать. Но раз уж я обо всём узнал и продолжаю контролировать каждый её шаг, то она разорвёт помолвку, найдёт себе мужа из нашего круга и перестанет от меня зависеть. Патрисия оставила тебя как запасной вариант на случай, если не выгорит. Тебе она сказала, что пока не готова, что вы поспешили и ей нужно время подумать. Разумеется, ты согласился. Знал ли ты, что всё это время она наставляла тебе рога?
– Да мне плевать, – сиплю я, привалившись к стене. – Прошлое осталось в прошлом. Его не изменить.
Стоять прямо всё труднее. Не знаю, что за дрянь мне вкололи, однако эффект был не только галлюциногенным, но и обезболивающим. А сейчас он сходит на нет, и я ощущаю, насколько сильно меня отпинали.
– В тот день, когда я показал ей фотографии её измен, Патрисия, вспылив, наговорила лишнего и практически отреклась от семьи, – продолжает свой рассказ Левингтон. – Разумеется, я не остался в долгу. Пойдя против меня, Патрисия вычеркнула себя из родословной Левингтонов. Через пару месяцев после того, как она разорвала помолвку, а нового кандидата так и не нашла, мой адвокат уведомил Патрисию, что я переписал завещание и сделал своим преемником тебя. Нищего артиста, о которого она вытирала ноги. Не пойми неправильно, Кристофер, ты хорошо зарабатывал, но пропасть между нами была несоизмерима.
– Тогда почему я? Почему ты выбрал именно меня?
– Моя дочь была глупа и заносчива, но в одном она не ошиблась: ты был отличным материалом для работы. Доверчивый, мягкий, добрый. Из таких людей при должном подходе получаются самые лучшие пешки. Ты мне понравился, а обратить мягкость в жестокость несложно, Кристофер. Нужно просто знать, как устранить этот небольшой недостаток. И прогнуть тебя под свой лад не составило труда. Ты ведь помнишь тот вечер?
Он ждёт ответа, но я молчу, и Левингтон продолжает:
– Когда Патрисия узнала о моих планах, то задумала убить тебя и наняла людей, которые и подстроили несчастный случай. Твой сольный концерт должен был стать сенсацией – и он стал. Догадался ли ты, что тебя попросили разогреться в зале, а не на сцене, потому что её натёрли маслом? Догадался ли, что доски были подпилены? Догадался ли, что софиты рухнули не сами по себе? Понял ли, как тебе повезло, что сломались всего лишь ноги, руки и рёбра, а не шея? Дошло ли до тебя, что план Патрисии был изменён в последний момент? Да, Кристофер, так всё и было. Сцена того театра стала бы твоей могилой, если бы я не вмешался.
Его слова словно иглы впиваются в меня, и я содрогаюсь. Мне кажется, я вновь ощущаю, как после прыжка стопы проскальзывают, нога проваливается в пол, тело по инерции несёт вперёд – и обломки досок раздирают плоть. Как я падаю – и под моим весом рвутся связки и ломаются кости. Как сверху на меня летит софитная установка, а я не могу откатиться в сторону, потому что левая нога застряла в полу и уже вывернута под неестественным углом. Как эта железная конструкция придавливает меня, перемалывая рёбра и руку. Как дыхание причиняет адскую боль. И как медленно гаснет свет в глазах.
– Ты думал, что это Патрисия организовала покушение на тебя. И да, спланировала всё именно она. Но последний ход всегда остаётся за мной. По замыслу Патрисии софитная установка должна была раздробить твою шею. Я приказал сместить всё, чтобы ты получил тяжёлые, но не смертельные травмы. Узнав, что я перекупил тех людей, Патрисия пришла в бешенство. Заявилась ко мне и грозилась, что расскажет о Жнецах всему миру. Поэтому, когда тебя повезли на первую операцию, моя дочь уже была мертва. Я лично об этом позаботился.
– Зачем ты… – насилу хриплю я, мои зубы выбивают дробь. – Если ты обо всём узнал, почему не остановил это безумие? Почему ты…
– Ты должен был пройти через боль и лишиться всего. Любовь, добро и свет, что жили в тебе, должны были умереть. Я знал про её замысел, но не отменил его, лишь слегка скорректировал. Мне было нужно, чтобы ты сломался, потерял почву под