писал (хоть это и звучало не очень правдоподобно), что ее мать Изабелла отправляла влюбленных в авангард своей армии и следила за тем, чтобы дамы, в которых они были влюблены, находились там же, наблюдая за ними и вдохновляя их на великие дела.

Одной из выгодополучательниц столь просвещенной атмосферы была младшая сестра Генриха, Мария. В 1512 году для ее обучения был нанят Джон Палсгрейв, специалист по французскому языку и литературе, использовавший в качестве материалов и примеров ряд куртуазных текстов. Среди них была поэма «Безжалостная красавица» (La Belle Dame Sans Merci), написанная в 1424 году французским поэтом Аленом Шартье и вызвавшая почти столь же безжалостную querelle[118], как вокруг «Романа о Розе».

В поэме Шартье изображен традиционный влюбленный, молящий о благосклонности дамы, которая отвергает идею о том, что его страсть дает ему какие-либо права. Напротив, она заявляет о своем праве жить и любить так, как ей заблагорассудится, – урок, который, как окажется в итоге, слишком хорошо усвоила Мария. Ходили слухи, что группа придворных обвинила Шартье в изображении женщин слишком жестокими и его официально призвали к ответу дамы французского двора, угрожавшие, что их адвокаты предъявят ему обвинение на суде бога любви. Это был типичный пример куртуазной игры, возможно, инициированной поэтом – соперником Шартье, Пьером де Нессоном. Главное обвинение, в дальнейшем получившее новое дыхание в куртуазной литературе, заключалось в том, что, отказавшись от ухаживаний влюбленного, дама поступила слишком жестоко. В какой-то момент первоначальный куртуазный идеал взаимной любви приобрел иное измерение: что-то вроде обоюдоострого клинка или палки о двух концах. Отныне, если дама отвечала на ухаживания поклонника, она компрометировала себя; а если она этого не делала, – считалась слишком жестокосердной. Разгоревшаяся querelle стала одной из тех публичных полемик, что доставляют огромное удовольствие литераторам и, без сомнения, весьма выгодны для профессиональных поэтов. Полемика на эту тему не будет утихать в течение целого столетия.

Неудивительно, что в столь эмоциональной атмосфере Генрих носил на турнирах ленту Екатерины, аллегорически заявляя о своей преданности, и в первую очередь представлял на ее суд новые книги и музыкантов. Возможно, в спектакле Генриха она играла роль восхищенной публики – такого же безмолвного объекта, каким была дама в любом куртуазном тексте. При этом развлечения, которые он устраивал, в отчетности указывались как служившие «для удовольствия королевы». Одним словом, все это было очень мило и стало еще милее, когда Екатерина стремительно забеременела. Генрих лично следил, чтобы у его «самой дражайшей жены, королевы» было все исключительно лучшее.

* * *

Однако в январе 1510 года у Екатерины случился первый из множества выкидышей. В этом явлении не было ничего необычного: по современным оценкам, в те времена любая беременность имела лишь 50 % шансов на успех (не говоря уже о высокой младенческой смертности). На момент, когда в 1512 году Маргарита Тюдор в Шотландии произвела на свет сына, который впоследствии станет Яковом V, она уже пережила раннюю смерть первых троих детей (в частности, еще одного Артура, не прожившего достаточно долго, чтобы унаследовать трон).

Но странный и тревожный поворот в истории с выкидышем Екатерины произошел, когда врачи убедили ее, что она все еще беременна вторым из близнецов (хотя, по сообщению испанского посла, у нее возобновился менструальный цикл). В марте Генрих еще заказывал товары для крещения: Екатерина признала ошибку только в конце мая. Но к тому времени она уже могла объявить, что снова беременна.

Пока Екатерина в уединении ожидала роды, ходили слухи о том, что, по данным испанского посла, одна из ее фрейлин «очень приглянулась королю, и он начал ее преследовать». Это была леди Анна Гастингс, сестра герцога Бекингема. Ей было около 30 лет, и она недавно вышла замуж во второй раз. Поговаривали, что Анна наведывалась на тайные свидания с… неким мужчиной. В какой-то момент в ее покоях обнаружился сэр Уильям Комптон, камергер стула[119] Генриха, но он вполне мог оказаться там, чтобы передать послание для кого-то другого. Комптон был настолько близок к королю, что на маскарадах и рыцарских турнирах, которые обожал Генрих, ему позволяли носить такие же маски и костюмы, как у короля. Разумеется, в дело вмешались родственники Анны и увезли ее в монастырь. Разумеется, Генрих не скрывал свой гнев ни в отношении родственников, ни в отношении «переносчиков слухов». И разумеется, «почти весь двор знал, что королева раздосадована на короля, а король на нее, и напряжение между ними продолжало нарастать». Как сообщал испанский посол, Екатерина открыто демонстрировала «враждебность» в отношении Комптона.

Генрих остался в истории как человек скорее склонный к отношениям с одной женщиной, чем переменчивый и влюбчивый. Нет данных о том, чтобы он так уж сильно увлекался любовницами (в общепринятом сексуальном смысле), как некоторые его современники. По крайней мере, он был необычайно сдержанным – возможно, стремясь защитить столь ценный для него образ верного куртуазного влюбленного. Как сказано в одном из «Правил» Андрея Капеллана, «кого безмерное томит сладострастие, тот не умеет любить»[120]. А Томас Мор в работе «Двенадцать свойств или состояний влюбленного», адаптировав более раннее сочинение покойного итальянского философа Пико делла Мирандола, писал:

Первая заповедь – люби лишь одного,

оставь других ради него.

Ибо кто любит многих,

тот не любит никого.

Впрочем, существуют и противоположные свидетельства. Так, французский посол сообщал, что Генриха «не заботит ничего, кроме дам», а личный врач Генриха описывал его как «чрезмерно увлеченного женщинами». В последующие годы Екатерина Арагонская будет беременна не единожды, а в ту эпоху секс во время беременности не поощрялся как из-за боязни нанести вред плоду, так и потому что это мог быть только секс для удовольствия, а не в целях продолжения рода.

В то время теоретики осуждали отношения, которые автор одной рукописи XV века называет использованием супруга «не для любви, не для плода супружества, не для целомудренного общения, но как неразумного зверя исключительно для похоти». Однако на практике негласно признавалось, что во время беременности жены королю было дозволено искать пару на стороне.

Главное назначение Екатерины в качестве королевы состояло в том, чтобы подарить мужу наследника. Когда позже в том же 1510 году она снова засобиралась в свои покои, готовясь к родам, на предварительном пиршестве Генрих посадил ее на свое место и сам выступал в роли церемониймейстера, указывая дамам их места за праздничным столом.

Рождение здорового мальчика в первый день нового 1511 года встретили всеобщим восторгом, а праздничные поединки по уровню роскоши превосходили все когда-либо ранее устраивавшиеся в Англии. Генрих участвовал в них под именем