Они стояли и смотрели на нас, пока мы не ушли.

Мы с Лори поднялись ко мне.

– Ну, надеюсь, ты довольна, – буркнула она.

– Вот интересно! А кто виноват, что ему пришлось сюда прийти?

Ответом мне было ледяное молчание.

– Давай не будем ссориться, – сказала я. – Пожалуйста.

Мы забрались в мою постель, и Лори повеселела.

– А знаешь, – проговорила она, – миссис П. сказала, что внешность обманчива и ты самая обычная потаскушка!

– Не говорила она такого.

– Еще как говорила! Ладно, найдем место получше, обещаю. Так что, это и был мужчина твоей жизни? Роман века? Конечно, воспоминания о вчерашнем вечере у меня слегка размытые, но серьезно? Он же ходячая банальность, Анна. С женой не ладится, так он решил маленькую девочку трахать. Тоже мне оригинал.

– Я не маленькая девочка.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Вообще, не очень.

– Ему кровь из носу нужно кому-то что-то доказать, – сказала она. – Это ж тоска!

Желая показать Лори, что я понимаю его лучше, глубже, я стала рассказывать, как ночевала у него пару недель назад. Он знал, что я встала ни свет ни заря – утренняя репетиция, – и время было уже позднее, но мы все равно занялись сексом. А потом он еще раз довел меня до оргазма. А потом еще и куни сделал. А потом, ох, по-моему, еще раз – все уже было как в тумане. Стояла глубокая ночь, и под конец это даже не доставляло никакого удовольствия. Только боль, честно говоря.

– А ты говоришь, кому-то что-то доказать. Это же все не для меня делалось, правда? Не для того, чтобы меня ублажить. Он все это делал ради себя.

Я ждала, что Лори мой рассказ развеселит, но смеяться она не стала.

– Почему же ты ничего ему не сказала? – поразилась она.

– Не знаю. Наверное, не хотела обижать.

– Боже мой, – пробормотала она. – Какой кошмар. Ты вообще нормальная?

– Да ничего такого в этом не было, – быстро ответила я, жалея, что вообще об этом рассказала. – Короче, я тебя поняла. Все. Закрыли тему.

– Ну что ж, поняла так поняла. Молодец. Личностный рост и все такое.

Кажется, она хотела добавить что-то еще, но тут увидела коробочку и схватила ее.

– Ой, какая! А что внутри?

– Ничего, – ответила я.

Глава восьмая

До отъезда к родителям оставалась неделя, и все это время я пыталась хоть как-то отвлечься от своих мыслей.

Я сосредоточилась на сборах, продумывала, что взять с собой. Выбросила кучу вещей. Это Лори убедила меня избавиться от половины барахла. Предпочитаю идентифицировать себя как человека, а не как потребителя, заявила она. Чем меньшую лепту вносит она в культуру потребления, тем больше чувствует себя человеком и тем вольнее ей дышится. Она горячо советовала мне последовать ее примеру, хотя я подозревала, что на самом деле ей просто хочется, чтобы при переезде мои вещи занимали меньше места. Как бы там ни было, чувство свободы я так и не обрела. И вообще разницы почти не заметила. Только иной раз, выдвигая ящик, с удивлением обнаруживала, что он пуст.

Я с головой погрузилась в работу – в консерватории как раз шел набор на следующий год, проводились прослушивания. Я встречала кандидатов у входа, провожала в репетиционную, стояла за дверью и слушала, как они поют. Миллион сопрано, которые ничем не отличались от меня.

Но главное случилось перед самым отъездом. Марика пригласила меня в кабинет и сообщила, что меня берут на роль Мюзетты в «Богеме».

– Конечно, мы, как правило, первокурсникам ведущих партий не даем, – сказала она. – Тем более в серьезных постановках. Дублерша будет готовиться одновременно с вами, и, если к марту мы увидим, что вы пока не тянете, она займет ваше место. Но режиссер слышал вас в «Манон» и видит в этой роли именно вас.

Туман бесцельности рассеивался, начинался новый цикл созидания. Взяв в библиотеке партитуру, я смотрела на ноты и думала о том, что могу из всего этого соорудить.

* * *

Тем не менее, когда я оказалась дома, отвлекаться стало труднее. Ночи у нас темные и тихие, машины не шумят, даже птицы и те поют только в определенное время дня. Руки у мамы все в трещинах, суставы воспалены от стирки, а папа ходит вокруг нее, тихий и послушный, стараясь не попадаться лишний раз под ноги, словно хороший, но туповатый ребенок. Что бы я ни делала, она всегда за мной наблюдала: ты же не собираешься резать этим ножом, правда? Ты же не собираешься вытираться этим полотенцем, правда? Ты же не собираешься ставить чашку на стол, правда? – и в конце концов я уже ни в чем не была уверена и инстинктивно тревожилась о вещах, которые совершенно точно не имели ни малейшего значения. Ничего удивительного, что Макс снова заполнил все мои мысли, словно любимая песня, которую слушаешь сотни раз. Я пыталась положить этому конец. Подолгу гуляла. По вечерам смотрела с родителями телевизор. Играла на пианино в холле, пытаясь нащупать подход к Мюзетте, этой легкомысленной девице, которая хочет, чтобы все взгляды были прикованы к ней. Казалось, мы с ней невообразимо далеки друг от друга, но на самом деле не так уж невообразимо, ведь суперобольстительная ария – это только фасад. Он ее больше не замечает, и в этом все дело. Она страдает. Стремясь оживить ее образ, я представляла себе Макса, но старалась только вспоминать и ни в коем случае ни на что не надеяться.

* * *

В первый вечер, когда мы сели ужинать, папа налил всем вина. По случаю моего приезда – обычно они не пьют.

– Ну, ваше здоровье, – сказал он. – Как хорошо, когда она дома, правда?

Мама кивнула.

– Спасибо, – отозвалась я.

После этого их разговор потек так, словно я никуда не уезжала и никаких новостей не привезла. Они говорили о рождественских фильмах, которые мы когда-то смотрели, о праздничной пантомиме в школе, где папа преподавал географию, обсуждали, кого мама встретила на улице и когда будем наряжать елку. Я в одиночку приговорила уже добрую половину бутылки, когда папа спросил: «Ну, как тебе в Лондоне? Домой не тянет?»

Еще и суток не прошло, а я уже скучала по ритмам большого города, по его пульсации и шумному дыханию: по рынку Тутинг с его запахами специй и свежего мяса, по ночному автобусу, который так лихо входил в повороты, что нас с Лори качало, как на аттракционе, и по огням за его