– У тебя талант, Анна, – сказал он. – Именно это я так коряво пытаюсь выразить. Серьезно, талант. Я понимаю, что ни черта в этом не смыслю, но даже я это вижу. Ты выделяешься на общем фоне. Притягиваешь взгляд. Ты произвела на меня большое впечатление, правда. И мне кажется, было бы ужасно обидно растратить все это впустую. Сколько людей, у которых есть талант, не находят ему применения! Просто валяют дурака. Да взять хотя бы всех этих, из бара! Они распыляются. Им не хватает целеустремленности.

– Я в этом понимаю больше, чем ты, – ответила я. – Мои друзья из бара вовсе не сборище лоботрясов. Они очень даже целеустремленные. Но сегодня важно было туда сходить. Потусить с ними. Это действительно важно! Чтобы добиться успеха, нужно нравиться людям. Нужно иметь связи.

– Да, но эти люди тебе не помогут! Это твои конкуренты. И потом, ты правда хочешь меня убедить, что они – серьезные? Все эти певцы? Или та же Лори? Чем она вообще занята? Хоть что-нибудь в жизни написала? Никакая она не серьезная, Анна! И ты в ее присутствии становишься другой, пытаешься быть как она. В общем, делай что хочешь, но не считай ее образцом успеха. Человека, который только и делает, что пьет да жалуется: мол, все так несправедливо устроено, что не стоит и пытаться пробиться! Все свои обиды и комплексы она носит с собой, ими пропитано все, что она говорит и делает. Неужели ты этого не видишь? Это же высасывает силы из окружающих! Мне одного вечера хватило. А каково тебе тут с ней, даже страшно подумать.

– Ты ничего не понимаешь! – отрезала я. – По какому праву ты мне указываешь, что делать и с кем дружить? Ты со мной и иметь-то ничего общего не хочешь, кроме постели! Так какого черта пытаешься меня учить?

Макс уставился на меня. Молча. Я подумала, что он сейчас встанет и уйдет, но он сказал:

– Ага, так вот в чем дело.

– Вовсе не в этом, – пробормотала я.

– Анна. Послушай, мне казалось, что мы уже… Ну, мы ведь это обсуждали, правда? Я думал, ты понимаешь, что…

– Иди к черту, – сказала я.

Но прозвучало это пусто и глупо, и Макс посмотрел на меня печальным, усталым взглядом, словно я его разочаровала.

– Иди сюда, – сказал он. И добавил: – Пожалуйста.

Я подошла и села рядом с ним, чувствуя себя ребенком, который закатил истерику и так сам себя распалил, что давно забыл, чего, собственно, добивается. Такое же чувство смутного стыда. Я не сопротивлялась, когда он обнял меня, притянул к себе и поцеловал.

– Давай-ка спать, – сказал он.

* * *

Проснувшись, я увидела в сером полумраке силуэт: Макс одевался. Будильника я не слышала и чуть было не спросила: который час? – но сама себя остановила. Мне хотелось посмотреть, как он меня разбудит. Поцелует, позовет по имени, тронет за руку. Тогда я пойму, насколько он зол. Я закрыла глаза.

Видимо, я заснула, потому что, когда снова их открыла, его уже не было. На улице рассвело. На тумбочке у кровати лежала коробочка, рядом – записка. В записке он выражал надежду, что мне хорошо спалось и что я чувствую себя лучше. «А в коробочке подарок, – писал он, – открой его на Рождество. Дам знать, когда вернусь».

Я посмотрела на коробочку, и ярость, которая обуревала меня ночью, накатила с новой силой. Как он себе это представляет? Что я положу коробочку под елку и открою при родителях? Они скажут: о, как мило, от кого это? – а я отвечу… И что я должна отвечать? Друг подарил? Или: да от любовника моего? Или он думает, что я открою ее рождественским утром в одиночестве? Закрывшись в бывшей детской, достану подарок и вспомню о нем? Испытаю благодарность? Пойму, как соскучилась? Так, что ли? Этого он хочет? Да иди ты, подумала я, иди ты со своим «дам знать, когда вернусь». Иди ты со всеми своими советами.

Я открыла коробочку. Внутри оказался браслет – тонкая золотая цепочка с подвеской-шармом. Маленький кружок с буквой «А». Я потерла гравировку большим и указательным пальцами. Такие браслетики в метро болтаются на запястье у каждой второй. Я представила, как он дает указания секретарше – несомненно, очень добросовестной особе. Инициал – попытка придать подарку индивидуальность, – почему-то делал его еще более безликим. Лотки с браслетами в торговом центре, женщина в блузке и юбке-карандаше, которая перебирает их, буква за буквой, в конце обеденного перерыва. Интересно, сколько таких браслетов она купила за годы работы? Совершенно одинаковых, только буквы менялись. Лично обо мне этот подарок ничего не говорил.

Я свесилась с кровати. Между досками пола был небольшой зазор. Я поболтала браслет между пальцами и отпустила его в щель.

В комнате Лори никого не было. Я пошла вниз и услышала на кухне ее голос. Она сидела за столом, а перед ней стояли супруги П. Лицо у Лори было серым.

– Что такое? – поинтересовалась я.

– Да вот толкуем тут, – сказала миссис П. – Толкуем-толкуем, я да мистер П.! Все втолковать пытаемся: хватит с нас, хе-е! Мы больше не намерены это терпеть. Мы не обязаны это терпеть. В нашем доме такого не будет!

– Придется вам съехать, девушки, – сказал мистер П. – Хорошенького понемножку!

– Что терпеть-то? – осведомилась я.

– Все эти поздние возвращения, – ответил мистер П. – Все эти подъемы среди ночи. Все эти шастания в туалет. Стряпню вашу. Сидение в ванной. А уж пение!..

– Извините, пожалуйста, – сказала я. – Мы исправимся, честно. Правда, Лори? Будем тихими как мышки.

– А прошлой ночью, – сказала миссис П., не обращая на меня ни малейшего внимания. – Прошлой ночью – это уж вообще ни в какие ворота! Мужчина! В нашем доме! Вы думаете, у нас здесь вообще что, хе-е?

Наверное, она видела, как он уходил. Подглядывала, когда он крался мимо ее спальни. Просовывала голову между перилами, когда он спускался по лестнице.

– Простите, – сказала я. – Не знала, что нам запрещено приводить гостей.

– Гостей! – воскликнула миссис П. – А то мы не знаем, что это за гости такие к молодым девкам шастают? Да еще в таких костюмах, хе-е! Может, я от жизни отстала, но этому промыслу название есть, и мне таких жиличек сто лет не надо!

– Но…

– Я по доброте душевной вас приютила…

– Ну за жилье мы вообще-то платим, – возразила я.

– …и в очередной раз убеждаюсь – хотя всегда надеюсь ошибиться! – но снова и снова убеждаюсь, что людям верить нельзя! Нельзя людям-то верить.

– До Нового года