очертания губ. Когда у нее менялась гримаса, под этой маской угадывалось едва уловимое движение ее настоящего лица – так иногда проступают под кожей кости.

Макс протиснулся мимо сидящих за столом и надел пальто. А потом нагнулся ко мне.

– Я ухожу, – сказал он. – Ты со мной?

На меня внезапно навалилась ужасная усталость.

– Где Лори? – спросила я.

– Не знаю. Я ее не видел.

Оказалось, что ее тошнило в туалете.

– Оскар ушел, – выпалила она. – Ушел! С другой! С одной из этих недопевичек! Вот сволочь!

По-моему, их договоренность в том и заключалась, но высказываться на этот счет я не стала. Рывком подняла ее, и она навалилась на меня всей тяжестью своего обмякшего тела.

– Я должна отвезти ее домой, – сказала я Максу, дотащив ее до бара.

Он посмотрел на Лори, потом на меня.

– Я с вами, – сказал он. – Доставлю вас обеих до дома в целости и сохранности.

– Не надо. Нам нельзя никого приводить.

– Да она на ногах не стоит, – сказал он. – Ты ее, что ли, нести будешь?

Мы двинулись к выходу. В дверях я оглянулась. Одна из девушек сидела на коленях у Фрэнки и поила его водкой из бутылки. Он пялился на нее со своим неизменным выражением – сосредоточенно и решительно, словно он не человек, а дрон со спутниковым управлением. Кто-то разбил стакан и вытаскивал осколки из окровавленной руки. Кто-то рыдал.

На улице Макс поймал черное такси, и я назвала водителю адрес. Лори почти сразу заснула, уронив голову мне на плечо.

Макс сказал:

– Вот такое тебе нравится, да?

– Я бы так не сказала, – отозвалась я.

* * *

Никаких замечаний насчет дома Макс отпускать не стал: ни когда в коридоре в ноздри ударила вонь подгоревшего мяса, ни когда я включила фонарик на телефоне, чтобы мы не споткнулись в темноте, и осветила лестницу, заваленную ботинками, старыми газетами и сумками, ни когда он втащил Лори в ее комнату, где царил дичайший бардак. Его молчание меня тревожило – я начинала опасаться, что все еще хуже, чем мне представлялось, когда я пыталась увидеть наше жилище его глазами. Я сказала, что живу в соседней комнате и буду через минуту, и он ушел туда.

Я уложила Лори на кровать прямо в одежде и влила в нее стакан воды, а потом пошла за ним. Макс стоял у окна. Я думала, он будет разглядывать мои вещи – фотографии на шкафу, книжки на тумбочке, – но они, похоже, его совершенно не интересовали, словно ему одного взгляда хватило, чтобы понять, какая все это ерунда. В его присутствии комната казалась еще теснее, и мне вдруг стало как-то зябко. Даже дрожь забила. Я подошла к нему и прижалась щекой к его спине, обхватила руками за пояс. Мне хотелось, чтобы он меня утешил. Когда он повернулся ко мне, я прильнула губами к его губам, а он хоть и не сразу, но отстранился.

– Может, я останусь? – спросил он. – Я помню, вам запрещено, но мне вставать через три часа. Я просто не в силах уже никуда идти.

– Оставайся.

– Давай ложиться.

– Погоди.

Я переплела пальцы у него на затылке и попыталась притянуть его голову. Он схватил меня за запястья.

– Да ты пьяна, – сказал он.

– Вовсе нет.

Он отпустил меня, сел на кровать.

– Мне нужно поспать, – сказал он.

Закрыл глаза и уронил голову на руки.

– Анна, все, хватит. Мне завтра за рулем сидеть полдня. Это уже просто опасно, черт возьми!

– За рулем? Куда ты поедешь?

– Домой. К семье.

– А мне ты об этом сказать не собирался?

– О чем, собственно? О том, что я поеду домой? Так Рождество на носу. Ты ведь тоже домой едешь.

Я ничего не ответила. Сама себе не могла объяснить, что именно меня так задело.

– Да в чем дело-то? – спросил он с легкой насмешкой. – Обижаешься, что я у тебя не отпросился? Хочешь познакомиться с моими родителями? Серьезно?

Макс так это сказал, словно это было совершенно диким предположением.

– Собственно, почему нет? – ответила я.

– Три часа ночи, Анна. Я на ногах с пяти утра. Давай просто ляжем спать. Пожалуйста.

– Да что с тобой, черт возьми?

– Что со мной? Ничего.

Его равнодушие только разжигало мой гнев.

– Ты весь вечер ведешь себя странно, – сказала я. – Пытаешься испортить мне настроение. Это из-за Фрэнки, что ли?

– Фрэнки – это вообще кто?

– Парень, который со мной пел.

– Я думал, Фрэнки – девичье имя.

– Потому что я с ним целовалась? В этом все дело?

Он начал расстегивать рубашку.

– Что за детский сад, – сказал он. – Я чудовищно устал.

Что бы я ни говорила, с толку его было не сбить.

Он вздохнул.

– Хорошо, ты хочешь услышать правду? Хочешь? Точно? Ну так слушай. Вот она, правда: мне противно, как ты вела себя сегодня вечером. В этом баре. Все эти обнимашки-целовашки. Это самовосхваление: ну какие же мы потрясные да каким важным делом заняты… Я думал, ты более серьезный человек.

– Ну, извини, – сказала я. – Мне очень жаль, что не оправдала первого впечатления о себе. В следующий раз буду вести себя в строгом соответствии с твоими пожеланиями.

– Извини, – сказал он. – Неудачно выразился. Я все понимаю. Если где-то собирается больше двух актеров, начинается спектакль. Помню еще по университету. Просто я никогда тебя такой не видел. И представлял тебя совершенно иначе.

В этот миг я его просто ненавидела. Ненавидела за скепсис, с которым он отнесся к той версии меня, которая так нравилась другим людям, – а он дал мне понять, что она никуда не годится.

– Девушка, с которой я поначалу разговорился, – сказал он. – Ну помнишь, которая рано ушла? Так вот она сказала, что после представления подходила к режиссерам и все такое. Подсуетилась, раздобыла контакты нужных людей, кто-то даже позвал ее на прослушивание, потому что она проявляет активность, ищет возможности…

– Ну, рада за нее, – сказала я. – Ты в курсе, что она на четыре года меня старше? Кстати, ближе тебе по возрасту. Можешь с ней спать вместо меня.

Он дернулся, словно хотел вскочить, и на один безумный миг мне показалось, что он готов меня ударить, но мне было все равно. Впрочем, каким бы ни был его порыв, он его подавил.

– Ты говоришь ерунду, – сказал он.

– Тебя никто не просил оставаться. Даже на спектакль никто не звал!

– Но я сам этого хотел!

Он протянул мне руку и похлопал по кровати рядом с собой: мол, садись. Я сползла по стене и уселась на пол.