стеной монастыря, а Алису увезли домой. Я еле-еле доплелся до своего жилища, но произошедшее не остановило — лишь раззадорило меня. Я был полон решимости бороться за свою любовь, и возникающие препятствия только подогревали мою непреклонность. Я отправился к дому Алисы в надежде увидеть ее и хоть минуту поговорить с ней. Наш план еще мог удаться… Но там, на месте, я обнаружил, что дом окружен полицейскими. Об остальном уже рассказали мне они. После того, как Алису привезли домой, старый Джоунз решил поучить ее уму-разуму. Не в первый раз, как выяснилось. Он и раньше избивал свою дочь, однако никогда не переходил определенную черту, чтобы знакомые даже не заподозрили о творящемся в их доме. В этот же день, разозлившись, он не рассчитал силу и ударил Алису так, что она упала и затылком… Оставим подробности. Ее больше не было.

— О боги, Дэйв! — выдохнула я. — Как? Как вы это пережили?

— Я не знаю, — покачал он головой. — Я все те дни помню, как в тумане. Знаете, в Райстоне бывает такой туман, что затягивает весь город от мостовой до макушек крыш. Иногда в нем даже собственной вытянутой руки не видно. Вот такой и был, только внутри меня. Вильгельм возился со мной, как с тяжелобольным. Полиция допрашивала меня с десяток раз, однако я все время повторял им одну и ту же правду, которую знал.

— И чем же это закончилось? Я надеюсь, старик поплатился за свое преступление?

Дейв печально усмехнулся.

— Если бы это было так… Однако у него имелись высокопоставленные друзья, а я подобной роскошью не располагал. Да и кем я был Алисе? Официально — никем. Если бы мы сообразили тайно пожениться, если бы у нас была хоть какая-то возможность, тогда я бы… — Он запнулся и покачал головой. — Да что там говорить? Я был наивным мальчишкой, я рвался в бой. Однако Вильгельм и полицейские, которые отнеслись ко мне очень сочувственно, меня отговорили. Все, что могли, мы сделали. Я давал показания в суде, который, благодаря друзьям Джоунза, сделали закрытым. Полностью наказания он не избежал, его отправили в ссылку на север, лишив титула и состояния — самых важных для него вещей. Спустя пару лет он умер там от болезни сердца. В общем, можно сказать, что справедливость восторжествовала, но не до конца и не для меня.

— Я даже не представляю, какую боль вы пережили, — тихо произнесла я. Слова Людвига теперь стали мне понятны.

— Хорошо бы вы никогда этого и не узнали, — кивнул Дэйв. — Мне потребовалось несколько лет, чтобы прийти в себя, и с тех пор… с тех пор я не решался выказывать женщинам симпатию. Мне кажется, что любая моя улыбка, любой шаг в направлении понравившийся дамы могут уничтожить ее жизнь. Ведь если бы я не настаивал на наших тайных встречах, если бы не подготовил этот побег, Алиса была бы жива. Возможно несчастна, возможно в браке со стариком, который бы не ценил ее как человека, но она осталась бы жить. И хотя я знаю, что это не моя вина, что я не убил ее, что ее уничтожили чужие руки, мне все равно кажется, будто я поспособствовал этому. Так это или нет — сей вопрос будет мучить меня до конца жизни.

И вновь его слова звучали знакомо для меня. Удивительным образом судьбы, моя и Дэйва, оказались схожи. Он пока об этом не подозревал, но я видела столь ясно, как будто кто-то протер передо мной запотевшее стекло. Мне были понятны и страхи его, и сомнения, и вечные мучения при попытке отыскать ответы на вопросы. «Правильно ли я поступил? Что можно было сделать иначе, чтобы все привело к другому результату, в котором все остались бы живы и счастливы?..».

— Вы не позволяете себе быть счастливым, так? — проговорила я вдруг, остро осознав это. — Вы считаете, что после смерти вашей возлюбленной счастье вам недоступно, потому что вы по собственной вине упустили его? Но, Дэйв, это не так. Алису отобрала злая воля и неудержимая ярость ее отца, а не вы. Вы только любили ее.

Дэйв глубоко вздохнул.

— Я тоже повторяю себе эти слова раз за разом, иногда они служат мне утешением, а иногда кажутся глупыми и нелепыми. Но за последние дни все изменилось, Марика, — он сжал мои пальцы, которые по-прежнему были сплетены с его пальцами. — Я увидел вас, поговорил с вами и внезапно осознал, что устал запрещать себе счастье. Я не знаю, симпатичен ли я вам настолько, насколько вы симпатичны мне. Впервые за долгие годы я не хотел бы упускать шанс узнать понравившуюся леди получше. Но я должен был остаться честен перед вами и рассказать, как жил до нашей встречи. Вы можете отказаться принять это. Такое прошлое — не самый легкий груз, а от меня оно никуда не денется.

— У всех нас есть прошлое, Дейв, — сказала я, — и у меня тоже, я уже упоминала, что храню свои тайны и рано или поздно, наверное, решусь рассказать о них вам. Вы не испугали меня, о нет. Поверьте, я тоже всякое в своей жизни повидала. Мои друзья говорят, что прошлое не должно тащить тебя на дно из настоящего. Ничего, кроме настоящего, у нас нет, вот и следует принимать его со всей возможной благодарностью, какая еще сохранилась в сердце.

Мы сидели за столиком, держась за руки, молча улыбались друг другу, и между нами постепенно прорастало что-то нежное, как роза сорта «Амулет». Бутоны еще даже не появились, но ростки выглядят вполне уверенно.

После всего, что я услышала от Дейва, голова была занята совсем не магазином. Меня поразило желание Линдена откровенничать со мной, и во время следующей встречи, о которой мы договорились (уже на завтра!), я намеревалась продвинуться дальше и заставить его поделиться со мной историей о послании, отправленном по просьбе тети. Я до сих пор терялась в догадках, откуда ей оказался известен королевский тайный шифр. К призыву духов в Иттарии относились настороженно, однако сейчас я готова была вытащить душу тетушки, где бы она ни пребывала, и задать все вопросы ей. Да вот только одно обстоятельство мешало: придворные медиумы уже пытались — и не смогли. Это означало, что душа после смерти мгновенно ушла в сады вечного счастья или погорела в ледяном пламени. И ничего тут не поделаешь, теперь она — часть круговорота жизни. Может, камушек на дороге, а может, кактус.

В «Лазурит» я прилетела как на