объединялись в пары для создания общего аргумента. Но в этом вопросе они могут пожать друг другу руки. Помните, как Декарт правдоподобно утверждал, что идея бесконечного была найдена в его собственном разуме и что ничто в нем самом или его окружении не могло адекватно объяснить ее. Но Бог, как бесконечное существо, мог бы объяснить ее. «Бесконечное» Декарта и «вечное» Кьеркегора имеют одинаковые референты: неограниченное существо, которое не тождественно ничему конечному. Поэтому это существо не является чем-то, что мы могли бы создать с помощью субъективного или эмпирического опыта. Оно существует само по себе.

Кьеркегор не спрашивает, что послужило причиной его идеи Бога, как это делал Декарт. Его внимание привлекает борьба Я с самим собой в связи с идеей «вечного». Под этим он подразумевает вечное присутсвие Бога, поскольку только Бог вечен для сознания Кьеркегора. Этот Бог неизбежен, нравится нам это или нет.

Кьеркегор о грехе

Наконец, Кьеркегор готов захлопнуть ловушку. Он говорит, что «отчаяние – это грех». Оно принимает две формы.

Грешат, когда перед Богом [for Gud] или же с идеей Бога, отчаявшись, не желают быть собою или же желают быть таковым. Таким образом, грех – это либо слабость, либо вызов, доведенные до высшей мощи, стало быть, грех – это сгущение отчаяния. Ударение ставится здесь на том, чтобы быть перед Богом или же иметь идею Бога; это и создает из греха то, что юристы называют «определенным отчаянием»; его диалектическая, этическая, религиозная природа состоит в идее Бога .

Я выступает против себя двумя способами, которые являются двумя сторонами одного и того же Я. Первое состояние греха – это отказ от желания быть самим собой. Это сильная «слабость», что может звучать странно, но странным не является. Человек может отказываться от любой задачи (внутренней или внешней), прячась в оправданиях, таких как «Человеку свойственно ошибаться» или «Совершенных людей нет». Эти утверждения верны, но это не та истина, которой должно быть удовлетворено Я. Я– это движение, и оно не статично. Мы знаем, что такое ошибка, и не превозносим ее. Мы знаем, что такое несовершенство, и не восхваляем его. Мы воплощаем в себе и ошибку, и несовершенство в отношении моральных намерений и действий. Кьеркегор не позволит нам успокоиться, бросив популярную фразу: «были допущены ошибки». Интересно, как все эти ошибки произошли сами по себе, без участия агентов, которые их совершают. Слабость усиливается, когда мы разыгрываем из себя жертву, которой не являемся. Однажды в детстве во время матча я нечаянно толкнул мальчишку из противоположной команды. Сам он не считал это серьезной травмой, пока не появилась его мать. Только тогда он вдруг осознал несправедливость, увидел нанесенный вред и закатил истерику. Его слабость усилилась.

Второе состояние греха – это когда мы в отчаянии хотим быть самими собой. Мы продолжаем вести образ жизни, который не является идеальным, без надежды на исправление или обновление. Люди могут говорить: «Я просто люблю поесть» или «Я никогда не стану организованным», но они хотят быть такими – и это безнадежно. Однако совесть не чиста, ее не устраивает хроническое напряжение и разочарование. Она смиряется со своим состоянием, но все равно испытывает чувство вины. Вспомните вызывающую хвастливость Фридриха Ницше в книге «Так говорил Заратустра», где он рассказывает о жизни, которую, по его мнению, он прожил хорошо. Жизнь оказалась настолько хорошей, что ее можно было бы повторять вечно. О всей жизни можно сказать: «Так я захотел». Ницше сказал «да» побеждающему Я, свободному от оправданий, но также свободному и от внешнего контроля. Для Кьеркегора же Я Ницше – это вообще не Я. Произошло это потому, что сущностная динамика отчаяния рассеялась в чистой, ничем не ограниченной воле. (Апостол Павел называет это «самовольным служением» или «служением воле», и это, таким образом, форма идолопоклонства .) Но, конечно, воля может ошибаться. Если это так, то воля сама по себе не может исправить волю.

Ницше умело иллюстрирует идею Кьеркегора о «неповиновении». Игнорировать или подавлять – это не значит бросать вызов. Бросая вызов, человек противопоставляет себя чему-то. Ницше, голосом «самого безобразного человека» в «Заратустре», говорит:

Но он – должен был умереть: он видел глазами, которые всё видели, – он видел глубины и бездны человека, весь его скрытый позор и безобразие.

Его сострадание не знало стыда: он проникал в мои самые грязные закоулки. Этот любопытный, сверх-назойливый, сверх-сострадательный должен был умереть.

Он видел всегда меня: такому свидетелю хотел я отомстить – или самому не жить.

Бог, который все видел, не исключая и человека, – этот Бог должен был умереть! Человек не выносит, чтобы такой свидетель жил .

Это вызывающее отчаяние встречается не только у Ницше или других мыслителей. Я знаю его изнутри. Как я уже упоминал, я проходил «Болезнь к смерти» на занятиях по истории современной философии. Когда я начал читать эту книгу, то обнаружил, что она раскрывает самые глубинные движущие силы моей души. Изучая атеистов – таких, как Ницше, Фрейд и Маркс, – я думал, что избавился от Бога. Однако я не мог полностью подавить в себе осознание Бога (см. Римлянам 1:18–21). При этом я не хотел подчиняться этому Богу. Скорее, я хотел быть самим собой в своем отчаянии. Бунтуя против Бога, я хотел выступать против Него. И Кьеркегор мне это ясно, хотя и болезненно, разъяснил, что и послужило причиной создания его книги. Этот литературный, философский и духовный опыт открыл плотно закрытую дверь, которая через несколько недель привела меня к тому, что я признал себя грешником, а Христа – Господом (см. Римлянам 10:9; Иоанна 1:12–13).

Мы все еще часто слышим слово «грех», и большинство слов из этого жаргона не слишком убедительно. Августин уже углубил наше понимание, но нам предстоит решить сложную задачу, чтобы правильно понять эту концепцию. Большинство упоминаний об аде в наши дни – легкомысленные и бездумные. Несколько лет назад один карикатурист нарисовал полосу под названием «Жизнь в аду», которая не имела ничего общего с местом, о котором предупреждал Христос. С чего такое легкомыслие? Это старое, страшное слово было выселено из своего дома и теперь ведет себя как бродяга, ищущий пристанища вдали от родной страны. Призрачное слово «грех» теперь притягивает к себе такие понятия, как ошибка, оплошность, ложное чувство вины и ненужный стыд. Оно перестало считаться чем-то весомым. Если верить Интернету, существует даже группы под названием «Грешники» или «Грешник». Но подход Кьеркегора отличается даже от рассуждений Билли Грэма