– Ткач Кошмаров тянет из меня силы. Не ты.

– Вы… – Голос подвел в самом начале фразы, пришлось откашляться и повторить: – Как вы можете так великодушно помогать дочери той, кто держит вас в плену?

– Дочери. Но не Ткачу Кошмаров. – Тон Каэр был мягким и успокаивающим. – Сестра моя, запомни… Ты – не твоя мать.

Клио на мгновение прикрыла глаза.

– А Ловец Снов? Это его не ослабит? Я не хочу, чтобы он пострадал.

– Он не пострадает, – заверила ее Каэр. – К тому же… Когда исчезну я, и он исчезнет. А значит, сейчас его последняя возможность спасти людей от разрушительных кошмаров и тяжелых, камнем оседающих на сердце снов. Я создала Ловца Снов, чтобы он помогал людям до самого своего конца.

Клио похолодела от поразительного спокойствия – не покорности, но принятия – в голосе Каэр. А ведь та говорила о собственной смерти! Ей было не по себе и от мысли, что некому будет прийти на помощь спящим людям, когда исчезнет Ловец Снов.

Проведенный под надзором Каэр ритуал напоминал тот, что позволил ее сыну – со скромной помощью Клио – прорезать брешь из мира сновидений в реальный мир. Снова серебристая нить оплела их с Ловцом Снов запястья, и по уже существующему каналу к Клио потекла его энергия.

Энергия самой Каэр.

Сила Туата Де Данная была похожа на пьянящий глоток шампанского, на прохладный ручей с чистой ключевой водой, на спокойную гладь озера, не потревоженную даже дыханием ветра, и на расцветающий в ночном небе фейерверк. Если бы Клио и захотела, то не смогла бы описать лучше.

«В мои вены вливается божественная сила», – и впрямь будто опьяненная, подумала она.

Внезапно стало очевидно, отчего Ткач Кошмаров не могла выпить силу Каэр одним глотком. Священная, искрящаяся, та, должно быть, обжигала ее темное, прогнившее насквозь нутро.

Когда все закончилось и поток вливающейся в нее силы иссяк, Клио еще какое-то время стояла с закрытыми глазами. Ошеломленная. Окрыленная.

«Во мне – частица дара Каэр. А значит, и силы самой Дану».

Она медленно открыла глаза.

– Лети, голубка, – улыбнулась Каэр, все прочитав по ее взгляду.

Каждый раз, покидая Юдоль Сновидений и оставляя Туата Де Даннан томиться в плену, Клио чувствовала себя предательницей. Ее печалила собственная беспомощность, невозможность хоть как-то облегчить участь Каэр.

Помощь кому-то другому, кто тоже в ней нуждался – верный способ прогнать печаль.

– Ну как все прошло? – встрепенулся Ник, едва Клио пошевелилась.

– Хорошо.

Это слово никак не вмещало всех переполнявших ее чувств, но лучшего она подобрать не сумела.

Легко вскочив с кровати, Клио дождалась, пока голубка вспорхнет на ее плечо. Подавляя нетерпение, приблизилась к ловцам снов. Шумно выдохнула и взяла в руки первый оберег.

Чтобы зарядить их дарованной ей силой, у Клио ушло больше часа. К концу она была так измотана, что едва держалась на ногах. Ловцов снов, конечно, слишком мало, чтобы обеспечить ими все семьи Кенгьюбери. Но это не страшно.

Она раздаст их всем, кто ей по-настоящему дорог: Нику и Морриган, Дэмьену и Саманье, Аде и Сирше… и Кьяре, если та примет оберег.

А потом сделает еще.

Ник, которому она успела все рассказать, оглядел результаты ее работы и тихо спросил:

– На это уйдут все твои силы? Вернее, ее?

Клио поняла его с полуслова.

– Не буду скрывать, соблазн оставить себе частицу божественной энергии… огромен. Но эта сила – не моя. – Клио вгляделась в лицо Ника глазами голубки. – Я отдам людям столько, сколько потребуется. Если будет нужно, я отдам все.

Глава 18

Пес Куланна

– Вы сказали, что должны найти способ стать сильнее в реальности, а не в мире сновидений… – напомнил Лелль, едва Бадо́ перешагнула порог тронного зала.

При виде нее потухшие было голубые глаза зажглись – скальд явно успел заскучать. А может, он радовался, что больше не нужно оставаться наедине с кружащимися вокруг него тенями?

– Хоть мне и больше четырех веков, провалами в памяти я не страдаю, – сухо проговорила Бадо́.

Досадно, но ее отповедь никакого впечатления на Лелля не произвела. Надо бы проучить мальчишку, но растрачивать силы по пустякам не хотелось. Да и, признаться, Бадо́ нравилось с ним говорить. Вернее, нравилось то, как внимательно и завороженно он слушал.

Ткач Кошмаров взошла на помост, словно на сцену. Опустившись на трон, расправила складки платья, украшенного вороньими перьями.

– Как вы нашли тот способ? – нетерпеливо спросил Лелль.

Она выдержала театральную паузу, наслаждаясь живым интересом, написанном на юном лице.

– На это у меня ушли долгие годы. Я искала силу везде, где только возможно. Целители и виталисты латали бреши и исправляли уязвимости в сломанном механизме, который представлял собой мой организм, но их магия быстро истощалась. Друиды и лесные ведьмы попытались сделать мое тело крепким и прочным, как дерево, призывая силу своих стихий. Но что-то внутри меня словно этому противилось. Что-то подтачивало меня изнутри.

В те тяжелые годы Бадо́ нередко приходила в голову мысль: что, если она с самого своего рождения была… порченной? Что, если с самого начала в ней зрела тьма, которая пыталась преодолеть преграду из телесной оболочки и вырваться наружу? Может, поэтому полуночная сила так в ней отозвалась? Потому что была родственна ее темной, всеразрушающей душе?

– А потом я встретила Кухулина[9].

Лелль встрепенулся.

– Тот самый Кухулин? Герой легенд?

– Да-да-да, – раздраженно отозвалась Бадо́, поведя рукой. – Сын Луга, лучший воин Ирландии, защитник Ольстера, сразивший армию королевы Медб.

И почему уже ушедшие герои и великие люди древности интересуют всех куда больше ныне живущих?

– Наверное, ты успел себе вообразить, что он нашел способ исцелить поселившуюся внутри меня тьму, победить силу, что медленно разрушала мое тело. На самом деле я встретила родственную душу. Того, кто, как и я, считал себя ошибкой природы, в ком тьма порой тоже брала вверх.

Лелль смешно вытаращил глаза.

– Кухулин – ошибка природы? – недоверчиво переспросил он. – Как это возможно?

– Не хочется верить в то, что воспетые в веках могут оказаться не столь совершенны? – невесело рассмеялась Бадо́. – Но ты знаешь Кухулина как героя множества легенд, а я его – как монстра, ежечасно борющегося с самим собой.

Изумление на лице Лелля и горящее в глазах отчаянное желание узнать истину заставило Бадо́ отклониться от канвы истории. Стоило признать, в этом есть смысл. Если будущий рассказчик