— Вы превзошли многих, друг мой. И даже самого себя, такого, каким я вас представлял по вашим работам. И вы, мадам, — теперь высокий гость нежно пожимал руку Марии, — такая молодая, такая красивая… И такая знаменитая…

— Благодарю. — Мария скромно опустила глаза. Она верила в собственные силы, но никогда не придавала особого значения признанию. Вот и сейчас она смогла вымолвить всего одно слово.

Старик засмеялся:

— Не знаю, что большее чудо — вы или радий… Почему бы тебе не представить меня этим молодым людям, дружище? — обернулся старик к профессору.

Но вместо Ковальского заговорил Пьер:

— Думаю, в этом нет необходимости. Пожалуй, я вас знаю. Ведь вы же лорд Кельвин, верно?

И старик, а это и в самом деле был знаменитый ученый, несколько раз кивнул:

— Да, это я. И я категорически отказывался вернуться в Лондон, не познакомившись с вами обоими.

— Тогда как величайший из ныне живущих ученых верил в существование радия, другие не считали это важным…

Пока хозяева и гость обменивались комплиментами, профессор на правах друга отправился осматривать хозяйство Кюри. Сотни и сотни выпарных чашек, теперь чисто вымытых, были сложены на одном из лабораторных столов.

— Ну-с, молодые люди… И сколько же кристаллизаций вы провели?

Ответ на этот вопрос первым нашел лорд Кельвин, заметив:

— Я полагаю, их было несколько сотен…

Супруги Кюри переглянулись.

— Скажи им, Пьер, — улыбнулась мужу Мария.

Тот кивнул и подошел к огромной доске, исписанной формулами. В правом верхнем углу в тройной рамке стояла цифра, которую Пьер и исправил.

— Посмотрите сюда, сэр.

— Пять тысяч шестьсот семьдесят семь…

— И последняя сейчас в том углу. Верно, молодые люди?

Пьер молча отдернул плотную штору. Последняя выпарная чашка, накрытая защитным колпаком, стояла посредине широкого опустевшего стола.

Лорд Кельвин осторожно наклонился к колпаку.

— Пять тысяч шестьсот семьдесят семь… По-настоящему исторический момент… Последняя кристаллизация.

Мария стояла по другую сторону стола. Она тоже засмотрелась на чашку, только сейчас по-настоящему осознав, что это и в самом деле последний шаг на долгом-предолгом пути.

— В этой чашке восемь тонн руды, — задумчиво проговорила она, — и четыре года работы…

— Через несколько часов жидкость испарится и останется только радий… — так же задумчиво произнес Пьер.

— Я испытываю невероятное желание остаться и увидеть этот момент! — воскликнул лорд Кельвин. — Но семья ждет меня в Лондоне. И потому я уеду.

Он обнял обоих Кюри за плечи и продолжил:

— И это замечательно, ведь такой великий момент должен принадлежать только вам двоим. Обещайте, что вы им насладитесь и за меня тоже. Начинается время вашей славы, дорогие мои друзья. Но вы обязательно сообщите мне о результате, обещайте!

Гости уже торопились к выходу. И, прежде чем попрощаться, лорд Кельвин воскликнул:

— В следующем месяце я опять буду в Париже! Я должен увидеть ваш невероятный радий собственными глазами. И все же пошлите вечером телеграмму и все опишите в ней, слышите, Кюри, все!

Откланявшись, гости удалились. Супруги Кюри несколько минут молча смотрели им вслед. Потом Мария задумчиво произнесла:

— Какой замечательный человек милорд Кельвин!

— По-настоящему великие люди всегда простые и добрые, — отозвался Пьер.

Мария обернулась к мужу. Глаза ее сияли любовью.

— О да, друг мой… Это так и есть.

Итак, несмотря на значительно пошатнувшееся здоровье обоих Кюри, работа продвигается и приносит все новые головокружительные научные результаты. В 1902 году Мария наконец получает 0,1 г чистого хлористого радия. Результаты исследований ложатся в основу докторской диссертации, которая была представлена к защите в 1903 году.

Тем временем обнаружены и другие удивительные свойства радия. Например, стало известно, что он выделяет эманацию, также обладающую радиоактивностью. Герметически закупоренная в стеклянной ампуле, эта эманация постепенно исчезает. Пьеру удалось установить закон скорости ее убывания.

В 1903 году Пьер Кюри и французский физик Альберт Лаборд заметили, что радий выделяет теплоту. Не претерпевая никаких видимых изменений, и днем и ночью, независимо от внешних условий, без горения или других химических превращений этот элемент нагревается, выделяя тепловую энергию. В начале ХХ века это явление не поддавалось научному объяснению.

Значительно позже было установлено, что радий, превращаясь в эманацию (сегодня она называется газом радоном), выбрасывает поток альфа-частиц, ядер атома гелия. Частицы эти, обладающие большой кинетической энергией, «увязают» в окружающих веществах, при этом кинетическая энергия превращается в теплоту.

Еще в 1900 году немецкие исследователи Валькгофф и Гизель установили, что излучение радия действует на живые организмы. Узнав об этом, Пьер Кюри подверг действию лучей радия собственную руку, облучение ее длилось несколько часов. На руке появились незаживающие ожоги. Пьер исследует собственную рану как любой научный объект и даже составляет записку для Академии наук:

«Кожа покраснела на поверхности в 6 квадратных сантиметров; имеет вид ожога, но не болит или болезненна чуть-чуть. Через некоторое время краснота, не распространяясь, начинает становиться интенсивнее; на двадцатый день образовались струпья, затем появилась рана, которую лечили перевязками; на сорок второй день стала перестраиваться эпидерма от краев к центру, а на пятьдесят второй день остается еще ранка размером в квадратный сантиметр, имеющая сероватый цвет, что указывает на более глубокое омертвение тканей.

Добавим, что мадам Кюри, перенося в запаянной стеклянной трубочке несколько миллиграммов очень активного вещества, получила ожоги такого же характера, хотя маленькая пробирка находилась в тонком металлическом футляре.

Кроме таких резких проявлений мы за время наших работ с очень активными веществами испытали на себе различные виды их воздействия. Руки вообще имеют склонность к шелушению; концы пальцев, державших пробирки или капсулы с сильно радиоактивными веществами, становятся затверделыми, а иногда очень болезненными; у одного из нас воспаление оконечностей пальцев длилось две недели и кончилось тем, что сошла кожа, но болезненная чувствительность исчезла только через два месяца».

Анри Беккерель некоторое время носил в жилетном кармане стеклянную трубочку с полученной от Марии радиевой солью и получил при этом ожог. Именно последствия этого облучения и стали причиной смерти Беккереля спустя семь лет.

Пьер Кюри не ограничивается опытами только на себе. Вместе с профессорами-медиками Буршаром и Бальтазаром он приступает к экспериментам на животных. Ученые смогли доказать, что радий можно использовать для разрушения тканей, пораженных болезнью, например для лечения волчанки и некоторых опухолей, в том числе злокачественных. Французские врачи, одалживая у супругов Кюри стеклянные ампулы с эманацией радия, начали применять их для облучения больных. Новую область медицины назвали кюритерапией.

Интерес к радию растет. Несмотря на это, супруги Кюри и не помышляют о личных выгодах.

Мария писала: «Пьер Кюри занимал в этом вопросе крайне бескорыстную и либеральную позицию. Мы оба не имели намерения извлекать материальные выгоды из нашего открытия, поэтому не хлопотали о патенте