вот что сделал, — Хребтов энергично принялся объяснять идею своего стратегического замысла: возможные прорывы, обхваты и окружение врага, о чем он, видимо, и в самом деле много думал.

— Ты вноси предложения, глядишь, и маршала дадут, — пошутил Анисов.

— Боюсь, опоздал. Да и много нас таких найдется: вчера был в роте у Курапова, так там в одной землянке на самодельных схемах бойцы стрелы начертили и спорили взахлеб. И все о том, где лучше начать бить немца и до какого рубежа отгоним его за это лето. Вот так, Константин Михайлович.

— Да, да… Так и должно быть. После Сталинграда никто уже не думает об отступлении.

Хребтов посуровел.

— Драться хочется. Руки чешутся, — и, словно для подтверждения своих слов, с силой сжал кулаки. Анисов с улыбкой наблюдал за ним, и Хребтов, заметив это, еще больше оживился. — А эти орловские овраги у меня в печенках сидят, — он заходил по землянке.

Как командир Хребтов был на хорошем счету в дивизии. Полк его ставили в пример другим, и даже командующий армией, дважды побывавший в полку и лично знавший Хребтова, отмечал не раз его в своих приказах и обзорах.

И точно, Хребтов знал и любил свое дело. Войну он начал командиром батальона и вот уже больше года командовал полком. Характер у него был властный, напористый, на решения скорый, на слово несдержанный, но отходчивый. В полку командира уважали и побаивались. В боевой обстановке Хребтов отличался хитростью и агрессивностью. «Этот — настоящий драчун, кровь из носа, а он все лезет», — говорил о нем комдив, и Хребтов, которому были известны эти слова, гордился такой характеристикой.

Но в поступках его и поведении порой проглядывало и что-то искусственное, показное, и это не осталось, незамеченным опытным Анисовым. Внешне Хребтов старался быть простым и доступным, знал, что бойцы зовут его за глаза «батей», и стремился всемерно укрепить такое отношение их к себе. Перед начальством он не козырял своими успехами, а даже, наоборот, прибеднялся вроде бы, но в этом был и свой тонкий расчет: словно бы он напрашивался на похвалу. За внешним напускным равнодушием к личной карьере на самом-то деле скрывалось в нем обостренное честолюбие.

К Анисову он относился с подчеркнутой почтительностью. И не только потому, что тот был старше его на десять лет, но и из уважения к его опыту, знаниям, к его заслугам: Анисов еще в гражданскую войну получил орден Красного Знамени, работал с Дзержинским, видел и слышал Ленина.

Перед войной Анисов преподавал историю в одном из институтов Поволжья. Когда, однажды он, работавший тогда в политотделе дивизии, заговорил с Хребтовым о своем желании перейти к нему в полк, чтобы быть поближе к людям, тот был искренне обрадован и польщен этой просьбой. Переведен был сюда Анисов всего лишь немногим больше месяца назад.

— Я понимаю, чего хотят от нас в дивизии, — начал опять Хребтов, стоя у стола и глядя на сидевшего Анисова. — Понимаю. От нас ждут, свежих данных о противнике и о том, что делается у него в ближайшем тылу. Дальний тыл не моя печаль и забота, — он небрежно махнул рукой. Помолчал, думая о чем-то своем. На губах его появилась надменно-ироническая улыбка. — У меня есть дерзкий замысел: таскать «языков» как рыбку из пруда и поставлять на стол комдива свеженькие данные. Пусть знают, что мы тут не зря казенный харч едим. Думаю, начштаба едет именно с этим, а мы его опередим.

Хребтов, довольный, многозначительно поглядел на Анисова.

— Это действительно было бы дерзко, а, главное, нужно и важно. Но, очевидно, не так просто, Павел Сергеевич?

— Какой разговор! — Хребтов развел руками. — Но над этим уже работают в каждом батальоне. Трушковец тут мозгует, и скоро мы с вами, Константин Михайлович, подробно все рассмотрим.

— Но у Воронина уже на днях, кажется, намечена вылазка?

— Об этом мы тоже доложим начальнику штаба! Поймет, наверно, что мы не ждем, когда нам в раскрытый рот сунут ложку каши. — Хребтов засмеялся и доверительно подмигнул Анисову: знай, мол, наших.

— Вы уже решили, кто пойдет?

На лице Хребтова появилось недовольное выражение:

— Воронин предлагает адъютанта своего батальона Бузукова. Несерьезно это. Безответственно. «Кудесник…» Воронину надо мозги за это вправить, — пробасил он.

— Что значит «кудесник?» — спросил Анисов.

— Хлестаков! Мальчишка! Вы поговорите с Трушковцом, он вам расскажет о его художествах: то за майора себя выдавал и морочил офицерам голову, то за француза. Нам нельзя в таком деле ошибаться.

В тот же день, после отъезда начштаба дивизии, который недолго пробыл в полку, Анисов встретился с Ворониным. Он уже побывал у него в батальоне, беседовал с ним, но впечатление о нем оставалось какое-то смутное. Анисову он показался легковесным, даже беспечным, а улыбка, не сходившая с его полного красивого лица, только усиливала это впечатление.

Речь зашла о предстоящей вылазке и о Бузукове.

— А почему ты именно его предлагаешь?

— Прежде всего, Бузуков сам просится. Он уже делал короткие вылазки через минное поле, и лучше его никто не знает расположения немецких позиций. Вообще, это самая подходящая кандидатура.

— Но не все так считают.

— Это Трушковец возражает, — уверенно произнес Воронин.

— Но и командир полка, как мне известно, не в восхищении от этой кандидатуры.

— К сожалению! — разозлился Воронин. — Трушковец ближе к командиру полка, ему и вера.

— Видимо, у него есть основания для такой оценки, — Анисов произнес это таким тоном, что Воронин не сразу понял: спрашивают его или упрекают. Он помолчал в растерянности, а когда Анисов, взглянув на него, улыбнулся, горячо заговорил о том, что знает своих людей, видит, кто чего стоит, и Трушковец тут поступает неверно.

— А вы расскажите-ка поподробнее о нем. Я думаю, это не такой уж частный вопрос.

— Бузуков — человек интересный, товарищ подполковник, непохожий на других и довольно заметный в коллективе, — стараясь быть спокойным и обстоятельным, рассказывал Воронин. — Такие не умеют находиться в тени. Они ищут действия. Он неугомонный в хорошем смысле этого слова, заводной…

— Кем вы работали до войны, Михаил Иванович? — перебил его Анисов.

— Учителем. Директором средней школы. Перед войной, недолго, секретарем райкома партии. Не первым только.

Анисов с любопытством посмотрел на Воронина, молча покачал головой.

— А что значит заводной: дурной, ералашный?

— Нет, и не ералашный, и не дурной, а очень даже умный, не по возрасту развитой, а главное — порядочный товарищ. Его любят в батальоне. Он все время с людьми: то развесит схемы собственного стратегического замысла разгрома немцев, обязательно не менее как во фронтовом масштабе… — Анисов улыбнулся, вспомнив, как утром Хребтов