Новым именем Нико, в соответствии с его «официальными» документами, было Филип Горка – сотрудник польского отделения Красного Креста. Перед этим он был подмастерьем чешского плотника по имени Ярослав Свобода. А до этого – студентом венгерского художественного училища Кристофом Пускасом.

То, каким образом он очутился в советском автомобиле непосредственно в день освобождения Аушвица, – невероятная история, изобилующая обманом и хитростями.

Кратко расскажу вам, какой путь привёл Нико к такому исходу.

* * *

Как вы помните, в Венгрии Нико сказал актрисе Каталин Каради, что нацисты отобрали у неё «не всё». За день до их налёта Нико влез в квартиру и спрятал драгоценности и шубы в два мусорных бака в соседнем переулке. Спустя несколько недель эти предметы роскоши позволят Каталин выторговать жизни еврейских детей, обречённых на казнь на берегу Дуная, и в том числе жизнь Фанни – Нико узнал её и уговорил Каталин спасти её вместе с другими.

Поговорил ли Нико с Фанни?

Ему не представилось такой возможности. Спасённых детей прятали в подвале здания в нескольких километрах от дома, где находилась квартира Каталин. В то же время новость о её смелом поступке разлетелась быстро. Её снова арестовали, на этот раз «Скрещённые стрелы». Нико избежал той же участи, прячась на крыше, пока солдаты не ушли, быстро собрал сумку и инструменты для изготовления документов и побежал на вокзал.

Оттуда Нико отправился в Словакию, две недели снимал комнату у плотника, который за определённую цену согласился довезти Нико на повозке до польской границы, где Нико встретил в кафе польского работника Красного Креста. Мужчина сообщил ему, что Красный Крест набирает людей для присоединения к союзникам, которые отправляются освобождать нацистские лагеря.

– Есть тут один недалеко от Освенцима, – сказал он.

– Называется «Аушвиц»? – спросил Нико.

– Кажется, да.

Нико глубоко вдохнул. К концу вечера ему удалось выпросить у мужчины нагрудный знак Красного Креста в обмен на стопку поддельных талонов на питание. Оттуда Нико отправился на север через Татры и нашёл пристанище в польской церкви в горнолыжном городке Закопане. Местный священник отвёл его в ближайшее отделение Красного Креста, где остро не хватало людей и трудились в основном женщины.

Одной из работниц, молодой медсестре по имени Петра, приглянулся симпатичный новоприбывший, а когда Нико рассказал, что хочет помочь еврейским военнопленным, она привела его в дом на тускло освещённой улице и, поднеся палец к губам, повела вниз по лестнице. Внизу она отыскала прислонённый к стене фонарь. Взяла его, вошла в помещение и включила.

На них испуганными глазами глядели десятки детей.

– Все евреи, – прошептала медсестра.

Нико взял фонарь и осветил им юные лица, не выражающие никаких чувств и устало хлопающие глазами. Нико и не заикался о том, что надеется увидеть своих младших сестёр Элизабет и Анну. Узнал бы он их сейчас?

Луч фонаря упал на надпись на стене, и, подойдя ближе, Нико увидел, что надписи были везде. Прячущиеся здесь дети на разных языках писали свои имена, а над ними послания: «Я жива», «Я выжил» или «Скажите родителям, что я уехал в…» – с указанием городов или стран, где родные смогут их отыскать.

У Нико сдавило в груди. Он повернулся к медсестре.

– Как мне добраться до Аушвица?

* * *

Шанс представился три дня спустя, после поспешного отъезда нацистов, оккупировавших Закопане. На следующий день Нико понял почему. По городу ехали советские солдаты в коричневых кожаных шинелях с воротниками из овчины. Польские семьи радостно встречали их с крылец домов. Когда солдаты остановились, чтобы запастись едой и пополнить запасы, Нико воспользовался этой возможностью.

Нико, одетый в форму Красного Креста, помогал грузить в автомобили медицинское оборудование и сообщал всем, кто мог его понять, что говорит на немецком и может оказаться полезным, если они задержат нацистских офицеров.

Один советский капитан согласился. То, что Нико вручил ему украденную из мини-отеля бутылку дорогой водки, только поспособствовало делу.

– Можешь поехать с медиками, – сказал капитан, разглядывая бутылку. – Отправляемся на рассвете.

* * *

Так всё и случилось: в субботу, 27 января 1945 года, этот батальон, направлявшийся в Освенцим, в полутора километрах от города обнаружил комплекс лагерей, и автомобиль Нико подъехал как раз в тот момент, когда советские солдаты винтовками снесли замки на воротах в Аушвиц. Это была противоположная часть лагеря от того места, где Себастьян только что получил пулю от Удо Графа. Но Нико никак не мог этого знать. В свою очередь он наблюдал за тем, как изумлённые выжившие в полосатой форме выходят за ворота, радостно встречая своих освободителей или топчась на замёрзшей земле, не понимая, что им делать с внезапно свалившейся на них свободой.

Зайдя так далеко, Нико уже не мог себя сдерживать. Он выпрыгнул из машины и забежал за ворота, вглядываясь в истощённые лица в поисках родных. Не он. Не она. Не он. Где же они? Солдаты продвигались вперёд с оружием наготове, ожидая сопротивления. Но в потрясении быстро опустили свои винтовки.

В то, что увидели они, что увидел Нико, невозможно было поверить. Посреди дымящихся руин лагеря в снегу, не шевелясь, сидели оголодавшие заключённые и глядели на солдат так, будто их только что подняли из могил. Сотни тел, разбросанные по замёрзшей земле, незахороненные и гниющие. За разрушенным крематорием виднелась гора пепла, который некогда был людьми. Повсюду стоял зловонный запах смерти.

Нико почувствовал, как дрожат ноги. Воздуха не хватало. До этого момента он, как и стоящие рядом солдаты, считал места вроде Аушвица трудовыми лагерями. Безусловно, речь шла о тяжёлом труде. Но не о таком. Не о месте убийств. Нико искренне надеялся, что родные живы и ждут освобождения. Но ложь Волка сбила с толку даже маленького лжеца. Правда открыла ему глаза.

Я – самая суровая из добродетелей.

Извините. Кто-нибудь здесь говорит по-гречески?

Нико шёл по тому, что осталось от лазарета, протискиваясь через толпу дрожащих людей, боящихся выйти на улицу. Здесь не было ни лекарств. Ни таблеток. Ни сывороток. Перед отъездом нацисты вынесли из лазарета всё до последней таблетки аспирина. Повсюду – на дряхлых койках и на грязном полу – стонали тощие до костей пациенты.

– Кто-нибудь здесь говорит по-гречески? – повторил Нико.

В углу он услышал кряхтенье. Вытянул шею и увидел тянущего руку пожилого мужчину. Нико поспешил к нему. И, лишь оказавшись в нескольких сантиметрах, разглядел знакомые брыли,