Шрифт:
Закладка:
Из-под её капюшона выбивались непослушные густые пряди слегка тронутых сединой светло-русых волос. Вообще, всё в чертах этой несчастной коронованной красавицы было удивительно соразмерным, но отталкивало своим холодом, и выглядела Евпраксия намного старше своих лет, словно каждый год, проведённый на чужбине, шёл у неё за полтора, а то и за два. В лице бывшей императрицы не угадывалось страдания, оно уже схлынуло и уступило место равнодушию к жизни и к своей несчастливой судьбе.
Авраамка преклонил колено, Евпраксия милостивым жестом велела ему подняться.
Стараясь не смотреть ей в лицо, гречин говорил обычные приветственные слова, понимая всю их суетность и бессмысленность.
– Король Коломан будет рад видеть тебя, светлая императрица. Спрашивает о здоровье твоём. Не утомилась ли наша гостья в пути? Ждут её в стране мадьяр мир и покой.
– Благодарение Господу!
Авраамка услышал её голос и едва не содрогнулся. Старуха, старуха жалкая говорила с ним – хрипло, глухо, безжизненно.
Евпраксии подвели коня, она ловко вскочила в седло, и только сейчас Авраамка подумал: ведь она молода, совсем молода. Бывает молодость цветущая, яркая, а бывает до времени увядшая, обратившаяся в прах и пепел воспоминаний. Вот такова и была молодость Евпраксии, до дна испившей горестную чашу позора, клеветы, обманов и лицемерия.
Чем-то стала напоминать Авраамке Евпраксия незабвенную княгиню Роксану. Та тоже была глубоко несчастна, измучена, но она всё-таки познала в жизни и высокую пламенную любовь, и вкусила радостей земных, а эта! Игрушка чуждых страстей в бушующем мире, одинокая и жалкая, с мёртвой опустошённой душой!
Примолк Авраамка, молчала Евпраксия, так и ехали они, едва перемолвившись единым словом, до самого Эстергома.
С какими только людьми не сталкивался Авраамка на извилистых перекрёстках судьбы, но чтоб увидеть живого мертвеца – такое случилось с ним впервые, он поёживался от внезапного холода, охватывающего тело.
Снова пошёл дождь, тяжёлые капли неприятно ударили в лицо, императрица пересела обратно в возок, и Авраамка вдруг почувствовал глубокое облегчение, даже дышать словно бы стало свободнее.
При виде зубчатых стен и башен Эстергома он набожно перекрестился и прошептал:
– Слава Христу! Довезли.
Глава 26. Ночная схватка
В нарядном ромейском одеянии – расшитом золотом пурпурном скарамангии[195], с диадемой в густых волосах стояла красавица Евпраксия перед Коломаном. Одежда сверкала, переливалась в свете хоросов[196] и лампад, а восково-бледное лицо с пустыми глазами было всё таким же, каким увидел его Авраамка на дороге. Как ни ряди мертвеца в паволоки, ни украшай парчой, ни осыпай золотом, он останется недвижим, не оживёт, не отверзет сомкнутые навеки уста, не улыбнётся. Так и Евпраксия, вроде живая и красивая, но с навсегда застывшим, словно замороженным лицом, стояла возле короля – высокая, статная, вытянувшаяся в струнку.
Она даже не удивилась, не содрогнулась, как другие, увидев перед собой на троне жалкого кривого горбуна с посохом в руке, холодные пустые глаза её бесстрастно скользили по безобразной фигуре коронованного уродца.
Коломан был любезен с бывшей императрицей, называл её сестрой, но держался скованно и насторожённо. Накануне в Эстергом примчался скорый гонец от Генриха и потребовал выдачи беженки. Король не сказал ни «да», ни «нет», он не знал, как правильно поступить. Палатин и старая Анастасия советовали ему дать Евпраксии приют, отказать германцу – он ведь всегда был врагом угров. Но некоторые баны, а особенно королева Фелиция, настраивали Коломана против дочери Всеволода.
– Прогони её! Выдай Генриху! – злобно шипела каждый день над ухом гневающаяся жена. Коломан, глядя на её вытягивающуюся в ожесточении шею, чувствуя около себя её жаркое дыхание, вспоминал горькую судьбу куманки Сельги. Воистину, эта коварная сицилийка что угодно может створить, с неё станется.
Коломан сумрачно молчал, говорила с Евпраксией в основном старая Анастасия.
– Мы дадим тебе приют, дочка. Король милостив, здесь ты сможешь успокоиться и забыть прошлое. Ушли и не воротятся более обрушившиеся на рамена твои несчастья, бедная моя девочка.
– Разве такое забывается? – Чуть приподнялись на восковом лице Евпраксии тонкие брови.
Анастасия не нашлась что ответить и вопросительно воззрилась на Коломана. Но король не торопился утешить несчастную. Сославшись на усталость, он закончил приём, встал с трона и поковылял к двери. Фелиция змеёй метнулась за ним следом.
Анастасия, недовольно хмурясь, приказала конюхам запрягать лошадей. Ей не терпелось как можно скорее увезти племянницу к себе в Вишеградский замок.
…Талец почти не заметил приезда в Эстергом Евпраксии, мысли его занимало совсем иное: в начале весны Ольга разрешилась от бремени сыном. Маленький Ивор, названный так в честь отца Тальца, простого людина – крестьянина, родился здоровым и крепким ребёнком, с жадностью сосал он материнскую грудь и весело сучил крохотными ножками.
– Воин будет, – подымая сына на руки, говорил с улыбкой Талец.
– Нет, друг! – возражал ему Авраамка. – Взгляни на его длани. Персты экие длинные. А вот на среднем персте на деснице впадинка, словно для пера назначена. Списатель будет.
Ольга с притворным гневом ударяла Авраамку кулачком в бок и заливалась счастливым радостным смехом, приговаривая:
– Иди ты! Тож скажешь! И где узрел тамо свою впадинку?! Чтоб мой сын да пером гусиным скрипел?! Нет, не будет тако! Николи не будет!
…Мир и покой счастливого семейства был нарушен внезапно, в одночасье. Поздним вечером в ворота воеводского дома постучался плотно закутанный в серый плащ человек.
Талец с беспокойством вышел на крыльцо и приказал привратнику ввести странного посетителя в сени.
Человек откинул надвинутый на глаза капюшон.
– Барон Карл! – воскликнул поражённый Талец, узнав столь хорошо знакомого седовласого немца.
– Да, это я, воевода Дмитр. Случилась беда. Вернее, готовится преступление. Большое несчастье может совершиться. Вы слышали о посланце императора Генриха? Он требовал выдачи императрицы. Так вот: этот посланец имел тайную беседу с королевой. На ней присутствовало также несколько баронов, пригласили и меня. Решили так: этой ночью в Вишеградский замок поедут люди королевы и немцы из свиты посла. Им поручено именем короля вывезти Евпраксию из замка. А если что-нибудь не выйдет – убить