вижу в этом ничего дурного. Наоборот, как иначе мне строить круг верных соратников? В системе, где протекция — это норма, важно только одно: чтобы рекомендованные люди действительно были достойными.

С Декстером мне повезло. Я доверяю его суждению, и он понимает, что каждое его представление — это испытание его собственной репутации. Он никогда не злоупотребляет этим правом, подходя к таким рекомендациям очень избирательно. Это его преимущество, и я это ценю.

Квинт Корнелий Регул стал ещё одним полезным знакомством. Даже если это просто военный, за каждым из них стоят семьи, кланы, влияние. Эти связи могут иметь далеко идущие последствия, особенно в гражданской политике. Мне важно не только окружить себя лояльными людьми, но и завоевать поддержку влиятельных сенаторских и эквитских семей.

Мы перекинулись несколькими малозначительными фразами, обозначая взаимный интерес. Однако я не стал затягивать разговор — впереди был военный совет.

Поговорить подробнее мы сможем в другой раз, в более подходящей обстановке — у меня, где я создаю что-то вроде салона. Вечерами туда приходят нужные люди, чтобы беседовать, обмениваться идеями и укреплять связи. Вечера у отца — это хорошо, но мне нужно формировать и свой круг. Несмотря на мой возраст, желающих достаточно — люди умеют видеть перспективы. А я стараюсь, чтобы встречи были не только перспективными, но и интересными.

Декстер уже знает, как лучше организовать приглашение для Квинта, и я доверяю ему в этом вопросе.

Когда мы остались вдвоём, я обратился к Титу:

— Что ты можешь сказать о нём?

Декстер задумался на мгновение, прежде чем ответить:

— Корнелии — одна из известных сенаторских семей Апулии. Квинт — третий сын главы рода. Довольно серьёзная сила, хотя ты, вероятно, и сам слышал о них. Наместник Дакии, кстати, из этой семьи.

— И что сам Квинт? — уточнил я.

— Хороший парень. Надёжный и прямой, что удивительно для его положения. Не замечен в интригах, зато часто помогает друзьям.

— И тебе? — прищурился я.

— И мне, — коротко ответил Декстер, избегая подробностей.

Подготовка к кампании этого года была долгой и тщательной. Мы учли уроки предыдущих походов. Дождавшись меня, совет начался. Сначала обсудили текущую диспозицию и состояние военного театра.

Отец с каменным выражением лица смотрел на карту и говорил:

— Мы должны вновь попытать удачи и перейти Дунай. Нужно разгромить маркоманов. Они скованы, но и нас держат в напряжении. Это мешает нашим действиям.

Он указал стилусом на карту:

— На этот раз разведка тщательно всё проверила. Языги под наблюдением и знают об этом. Если они решат выступить, сюрприза не будет. К тому же, мы будем двигаться вот так.

Отец обвёл область по карте.

— Это полностью не исключит внезапные наскоки сарматов, но снизит ущерб. Войска будут продвигаться, имея это в виду.

Далее шли подробные обсуждения снабжения, стратегии охраны, маршрутов и возможных угроз. Я слушал внимательно. За это время изучение военного дела сделало меня более подготовленным. Теперь всё это казалось не просто набором слов, а логичными действиями.

Наконец, отец помолчал, собираясь с мыслями, и произнёс:

— И ещё одно главное решение.

Все в комнате насторожились. Отец поднял голову и посмотрел прямо на меня.

— Люций, ты идёшь с нами в поход.

В помещении повисла тишина.

Я опешил, хотя и ожидал, что этот момент настанет. Годы подготовки были для этого, но я думал, что в поход я отправлюсь в более зрелом возрасте. Видимо, отец решил иначе.

Я взглянул на него и собрался с духом:

— Paratus sum, Imperator Augustus! [Я готов, Император Август] — коротко ответил я, ударив кулаком в грудь и склонив голову.

Больше мне нечего сказать. Иных слов от меня не ждали.

***

Мы выступили в конце апреля, когда установилась хорошая погода, и спешили как можно быстрее переправиться на левый берег, чтобы закрепить там плацдарм.

Переправа заняла восемь дней, то есть неделю. Я уже начинаю забывать, что когда-то считал неделю семидневной. Иногда приходится одёргивать себя, чтобы не привыкнуть к этому хронологическому беспорядку.

Я ехал верхом на Буцелии рядом с отцом, неразрывно находясь подле него. Это было нелегко, но чрезвычайно интересно. Всё внутри меня бурлило от возбуждения — адреналин был моим спутником с первого дня похода. Отчасти я начал понимать, почему мужчины так часто склонны развязывать войны. Это будоражит, оживляет кровь.

Хотя, конечно, я смотрю на это прежде всего с материалистической точки зрения. Война — это всегда о ресурсе. Идеология — всего лишь оправдание, маска. Если бы у людей не было материальной мотивации, никто бы не рисковал собой. За голую идею долго не повоюешь.

Вокруг нас двигались огромные массы мужчин, шедших навстречу смерти. Я грустил, глядя на них. Каждый из этих людей — важная часть Империи. Они отрываются от своих хозяйств, оставляют семьи, поля, ремёсла. Хорошо, если они смогут вернуться и продолжить жить. Но многие не вернутся.

Я пытался не сосредотачиваться на личной трагедии каждого из них. Это слишком тяжело. Их жертва необходима, чтобы миллионы других могли жить в мире. Оставить без ответа германскую агрессию невозможно. Это не ограничится только нашим лимесом. История уже доказала.

Сейчас германские племена ещё не слишком многочисленны. Я пытался узнать, сколько их на самом деле, но никто не мог дать мне точный ответ. Кто считает этих варваров? Никто. Боги ведают, сколько их там. У нас и внутри Империи с учётом не всё гладко.

Я сделал ещё одну заметку в блокнот: "Разработать систему учёта для варварских племён".

Когда я сказал отцу, что врага нужно знать не только на поле боя, но и изучать его мобилизационный потенциал, экономические возможности, которые влияют на характер войны, он посмотрел на меня с непониманием. Мне пришлось объяснить на простых примерах, что это тоже своего рода разведка, только её нужно вести в мирное, довоенное время.

Император слушал внимательно, а потом задумчиво вздохнул и сказал, что идея неплохая, но она вряд ли изменит характер войны сейчас. Возможно, в будущем об этом стоит подумать. Ну хоть так.

На данный момент наше представление о варварских племенах весьма приблизительное. Их оценивают по трём категориям: "большое", "среднее" и "малое". На каких основаниях делаются такие выводы? Видимо, исходя из опыта и наблюдений, больше интуитивно, чем точно.

Например, маркоманы считаются "большим" племенем, точнее, группой племён. Я решил попытаться более точно понять их численность, начав с простого вопроса: сколько воинов может выставить одна семья? Сколько людей входит