Шрифт:
Закладка:
– Прекрасно! Очень вас жду, – с улыбкой говорю я, и это чистая правда.
Мама с папой. На глаза наворачиваются слезы от осознания, что мы скоро увидимся. Отчасти в сентиментальности виноваты гормоны и недосып, но еще и наша разлука, которая длится уже не один месяц. Я по ним соскучилась, даже по их безумию.
– Думаю, остановимся в отеле, – сообщает мама. Ее голубые глаза мерцают.
– А как же бабуля? – спрашиваю я.
Родители обмениваются взглядами.
– Ну… – в замешательстве протягивает папа.
– Я ведь не успела позвонить вам и рассказать, что она упала! – спохватываюсь я, вспомнив, что собиралась сделать это сразу же после визита к бабуле в больницу. А потом планы, скажем так, поменялись.
– Как она себя чувствует?
– Сломала лодыжку. Но врачи дают хороший прогноз. Извините, что раньше не сообщила: денек выдался суматошный. Было бы здорово, если бы вы пожили с ней. Тогда мне не придется разрываться между бабулей и малышом.
– Конечно-конечно, солнышко, – говорит мама. – Значит, остановимся у нее.
Папа вздыхает.
– Все равно можно было бы в отеле номер снять.
Не понимаю папиной нелюбви к собственным родителям. Насколько мне известно, детство у него было хорошим. Он вырос в солнечном пригороде Брисбена, в доме с просторным двором, и у него был свой велосипед. Бабуля сидела дома с ним и его сестрой. Рядом с гаражом у них она разбила овощные грядки, а жаркими летними днями дети, раздевшись до трусиков, резвились в брызгах из шланга – эти моменты даже запечатлены на старых фотографиях.
– Ну пожалуйста, пап, для меня это так важно! Меня очень тревожат ваши натянутые отношения. В толк не возьму, откуда такое напряжение? Они ведь твои родители. Чудесные, добрые, заботливые, всегда поддержат в трудную минуту. Какая кошка между вами пробежала?
Папины ноздри раздуваются. Он отдаляется от камеры и скрещивает руки на груди.
– Это непростая тема, Миа. Вряд ли ты поймешь. Видишь ли, мои родители не всегда были добрыми и внимательными. К нам они часто проявляли излишнюю строгость, и денег вечно ни на что не хватало. Жизнь была совсем не такой, как сегодня.
Разговор начинает выводить меня из равновесия и развиваться совсем не в ту сторону. Я хочу полностью сосредоточиться на новорожденном сынишке, насладиться особым моментом. А вместо этого вместе с родителями забредаю на территорию спора. Как подсказывает опыт, ни к чему хорошему такая беседа не приведет. Обычно мы ссоримся, не можем прийти к согласию и в итоге срываемся на крик и бросаем трубку. Сегодня мне этого совсем не хочется. Уже никаких сил нет наблюдать распри, которые не первый год раздирают нашу семью. Да еще эта неприязнь, которой я не понимаю и не хочу понимать. Для меня ничего нет важнее семьи – так почему же им не постараться помириться?
Решаю сменить тактику:
– Не терпится увидеть вас обоих! А если все-таки остановитесь у бабули, поможете нам справиться с ворохом новых проблем.
– Мы у нее поживем, не волнуйся, милая, – заверяет мама, гладя папу по руке. – Если нужно что-нибудь привезти из Парижа, только скажи. В пекарне на углу продаются такие вкусные круассаны…
– Не потащишь же ты их в такую даль.
– Легко, солнышко. Купим вам немного перед отъездом.
Разговор заканчивается. Чувствую себя опустошенной. Во мне не осталось ни капли энергии. Смотрю на Арахиса – он еще спит, мерно дыша. Я тоже зажмуриваюсь.
Опять открывается дверь, приближаются чьи-то шаги. Тяжело вздыхаю, приоткрываю глаза и вижу Бена. Он молча любуется нашим малышом. На прекрасном лице мужа играет глуповатая улыбка.
Бен замечает, что я не сплю, подходит и наклоняется ко мне для поцелуя, взяв в ладони мое лицо.
– Проснулась! Прости, не хотел тебя тревожить… Только что передал коллегам последнего пациента. Теперь я официально в декретном отпуске!
Не могу сдержать смеха:
– Мои поздравления!
– Даже не верится! Мы целых полтора месяца проведем вместе, одной семьей. Уверен, это будет прекрасно!
Его восторг заразителен. Зеваю во весь рот и улыбаюсь, с нежностью вспоминая прошедшие минуты счастья и предвкушая новые.
– Я тебя люблю, – шепчу я.
Бен одаряет меня улыбкой и новым поцелуем, сжимает мне руку обеими ладонями.
– И я тебя люблю.
– Что решим с именем?
Он хмурится:
– Я все еще за Броуди.
– Ты разве не хочешь, чтобы его звали на японский манер?
Бен смеется:
– Вот еще, он же у нас австралиец! Но средним именем я с ним буду рад поделиться, оно как раз японское.
– Прекрасно.
– Так, значит, Броуди Акио Сато?
– Броуди Акио Сато. Мне нравится.
Бен с негаснущей улыбкой подкатывает кроватку на колесиках чуть ближе к нам. Мы любуемся на нашего спящего малыша.
– Может, тебе принести что-нибудь поесть или попить? – спрашивает муж.
Вздыхаю.
– Знаешь, от чего бы я сейчас не отказалась? От сна. Может, возьмешь сына и немного погуляешь по этажу? А я вздремну буквально несколько минуточек.
Бен сияет.
– Конечно, я с удовольствием! Ты тут отдыхай, а мы с ним пойдем познакомимся поближе. Может, даже в футбол сыгранем – проверим, передались ли Броуди мои таланты!
С нежностью смотрю им вслед. Потом закрываю глаза, и сон уволакивает меня в свою теплую и темную пучину.
Глава 13
Ноябрь 1953 года
Мэри
Из глубокого сна Мэри выдернул хлопок двери. Она потерла глаза и зевнула. Оказалось, что в каюту пришла горничная – женщина в сине-белой форме, белом фартуке и сине-белом чепчике. Ее каштановые волосы были убраны в аккуратный пучок на затылке. Она поставила на столик между койками поднос со стаканами, полными апельсинового сока, и тарелку с печеньем. Лайнер слегка накренился, но горничная успела поймать поднос и вернуть на место.
Потом она взяла стакан с соком и с теплой улыбкой протянула его Мэри вместе с печеньем:
– Доброе утро, солнышко, вставай! Пока я заправляю кровать, посмотри, нет ли у тебя вещей в стирку.
Горничная засуетилась вокруг постели, а Мэри сделала глоток сока. Женщина мгновенно, точно по волшебству, заправила ее кровать, потом перешла к следующей. Мэри же продолжала пить сок, наслаждаясь насыщенным вкусом. Когда-то она и представить себе не могла, что так полюбит апельсиновый
