– Не получится. Я слишком глупая.

Гарри нахмурился.

– Кто тебе такое сказал?

– Мама. А еще – что мне надо готовиться в горничные, поскольку больше я ни на что не сгожусь. А для такой работы уметь читать необязательно. Да мне и не хватило бы мозгов научиться.

Мальчик покачал головой.

– Тут всякий справится, надо только постараться!

Они взялись за руки, пробежали по прогулочной палубе, потом миновали каюты и наконец юркнули в библиотеку. Здесь было темнее, чем снаружи. На стеллажах вдоль обшитых деревом стен стояли бесчисленные книги. Казалось, от них исходит слабое сияние. В воздухе висел запах бумаги и кожи. Мэри выпустила руку Гарри и замерла.

А он уже знал, как будет действовать. Мальчик прошел мимо ряда стеллажей, добрался до дальнего конца помещения, приблизился к одному из шкафов и заскользил пальцами по корешкам. Наконец он достал одну из книг. На синей обложке золотыми буквами значилось: «Паутина Шарлотты»[9]. Не самое легкое чтение для того, кто еще не освоил грамоту, но Гарри решил, что для начала можно показать Мэри отдельные буквы и слова.

Друзья устроились в креслах у стены с маленьким круглым окном, сквозь которое в библиотеку лилось солнце. Гарри раскрыл книгу и принялся за дело: он показал Мэри все буквы алфавита, объяснил, как они читаются, и выслушал, как подруга повторяет их, водя пальцем по строкам. Под конец урока его охватило такое ликование, что по спине побежали мурашки, а сердце наполнилось теплом. Казалось бы, научить грамоте – заслуга небольшая, но это уже что-то. Маленький, потерянный, одинокий ребенок внутри него вцепился в это чувство обеими руками.

Глава 12

Наши дни

Миа

В родильном отделении не смолкает шум. Здесь пищат медицинские аппараты, без конца хлопают двери. Потом на мой этаж прибывает лифт, раздается звоночек, следом слышится топот ног, створки оглушительно захлопываются, и кабина уезжает. Медленно переворачиваюсь на бок, к сыночку, который спит в кроватке рядом. Невольно морщусь от боли.

Вот он, наш кроха Арахис. Такой маленький, такой милый и беззащитный. Лежит зажмурившись; на голове густая шапка черных волос. Сейчас сынишка мирно дремлет, надув пухлые розовые губки. Впервые за двенадцать часов. Всю ночь он попеременно то сосал молоко, то плакал, а я то полулежала на кровати, прижав его к груди, то ходила из угла в угол по холодному кафельному полу, путаясь в подоле длинной ночнушки.

Разглядываю малыша и не могу сдержать улыбку. Он безупречен. На мгновение я даже забываю о тяготах недосыпа, любуясь круглыми щечками, крошечными пальчиками, стиснутыми чуть ниже подбородка, сопением крошечного милого носика.

В палату заходит медсестра и отдергивает занавеску, отделяющую меня от трех других новоиспеченных мамочек.

Медсестра улыбается и смотрит на планшет с записями, прикрепленный рядом с изножьем моей кровати.

– Вам надо поспать.

– Знаю, – со вздохом отвечаю я. – Он и сам только-только уснул. Никак не могу от него глаз отвести!

– Надо научиться спать, пока спит младенец, иначе вконец вымотаетесь, – отвечает она. Тон у нее строгий, но во взгляде теплится доброта. Медсестра измеряет температуру и давление, потом осматривает меня, проверяет, сокращается ли матка до обычных размеров. – Все в норме, – сообщает она наконец, убирая за ухо каштановую прядь. – Через несколько часов приду на повторный осмотр.

– А как он? – киваю на Арахиса.

– Чудесно. Хорошие показатели по шкале Апгар. Если будут трудности с кормлением, скажите акушеркам, они помогут.

Сестра уходит, а я остаюсь лежать на спине и смотреть на высокий потолок. Под ним апатично крутится вентилятор, то и дело поскрипывая, что только усугубляет фоновый шум. Где-то заходится плачем младенец – и к нему вскоре присоединяется еще один.

Закрываю глаза, жду, пока придет сон, но тщетно. Я жутко устала, все тело болит, и все же уснуть не могу – из-за шума, а еще из-за моего малыша, лежащего совсем рядом. Я очень за него волнуюсь. Вдруг что-то случится, пока я не вижу? Он такой крохотный и беззащитный! Он там вообще дышит? Пульс у меня тревожно подскакивает, глаза распахиваются.

Поворачиваю голову, задерживаю взгляд на груди Арахиса – она мерно поднимается и опускается, и я с облегчением выдыхаю. Снова пытаюсь уснуть, и на этот раз дрема уже начинает накатывать, утягивать меня за собой все глубже и глубже, но тут кто-то снова врывается в палату и громко заговаривает с одной из моих соседок. В крови вскипает адреналин, и я резко просыпаюсь. Дыхание такое частое, что голова начинает кружиться. Так дальше не пойдет. Непременно надо отдохнуть, ведь малыш уже совсем скоро проснется и потребует его покормить. А я и так уже двадцать девять часов бодрствую.

Роды были долгими и тяжелыми. Когда у меня отошли воды, я кое-как добралась до больницы и обратилась за помощью. Первая же медсестра, попавшаяся мне на пути, привезла кресло-каталку, усадила меня на него, и вскоре я уже попала в родильное отделение и стала ждать схваток.

Мрак снова заволакивает сознание, и я погружаюсь в дрему, чтобы опять резко проснуться от звонка телефона. Очередной всплеск адреналина, и вот я уже в полусознательном состоянии, приоткрыв глаза, шарю рукой по прикроватному столику в поисках злосчастного мобильника. Он трезвонит, жужжит, вибрирует, выписывая круги. Наконец я беру трубку, подношу к сонным глазам, смотрю на экран. Звонят родители, причем по видеосвязи.

Сажусь, застонав от боли, ерзаю, чтобы поудобнее устроить спину на горе подушек, притрагиваюсь к дисплею и отвечаю на звонок:

– Привет, мам! Привет, пап! Как вы?

– Да что мы, ты лучше про себя расскажи! – шутливо требует папа и так низко склоняется к камере, что видно только щеку и подбородок.

– Все в норме. Тело побаливает и недосып жуткий, но это не страшно. Малыш спит рядышком. Он просто чудо.

Поворачиваю телефон так, чтобы можно было увидеть кроватку с Арахисом, и родители выдают весь арсенал восторженных восклицаний, разглядывая новорожденного внука. Я расплываюсь в улыбке и разворачиваю камеру к себе.

– Поздравляю, солнышко! – воркует мама. – Такой милашка! Жду не дождусь нашего знакомства.

– Спасибо, мам.

Обсуждаем погоду в Париже, потом папину работу в консульстве, званый вечер, на котором они побывали накануне, и, наконец, планы по визиту к нам.

– Когда у вас получится вернуться домой? – спрашиваю я.

Мама поджимает губы.

Папа снова подается вперед, отвечая в самый микрофон и оттого слишком громко:

– Мы забронировали билеты в Брисбен и прилетим через две недели. Решили, что дадим вам с Беном время приспособиться к новой жизни, а потом и нагрянем.

Меня это