По крайней мере, ей казалось, что он звучит таинственно.

– Вы собираетесь разделаться с ними и захапать вторую половину дома?

– Угадал. – Выдав резиновую улыбку, Рената продолжила: – Роденька, я хочу, чтобы ты познакомился с этой дамой, что там живет. Я даже выяснила, как ее зовут. Роза. Кошмар, правда?

Он заглянул в чашку, будто что-то хотел прочесть в кофейной гуще, но ее не оказалось.

– Цветы не бывают кошмарными.

– О, она еще тот цветок!

– Ты же ее не знаешь?

«Так. Один раз оступилась, – припугнула она себя. – Больше нельзя допускать».

– Внешне, я имею в виду.

Откинувшись на спинку легкого стула, Родион сложил руки на груди:

– И ты хочешь, чтоб я соблазнил уродину?

– Не опрокинься, – заметила Рената с опаской. – Еще покалечишься не вовремя. Я вовсе не прошу тебя соблазнять ее! Это уж если тебе захочется… Я только хочу, чтобы ты с ней познакомился.

– И что же я такого страшного должен выведать у этой бедной, увядшей Розы?

– Может, тебе она и не покажется увядшей…

– Так, что именно…

– Есть ли у них наследники, – выпалила Рената, опять сцепив пальцы. – Совместных нет, но я слышала, у ее мужа родился ребенок на стороне.

Он качнул головой:

– О таком можно разговаривать только после постели… Но тебе ведь плевать, пересплю я с ней или нет. Главное, удачно провести разведку боем.

Она постаралась изобразить презрение:

– Не такое уж и рискованное предприятие! Для артиста – плевое дело!

Выпрямившись, Родион спросил с той холодностью, что, иногда проявляясь, и раньше необъяснимо (ведь не было страха потерять!) пугала ее в нем:

– А ты не путаешь артистов со слугами дьявола?

Глава 16

Женька была уверена, что больше не увидит Мишку, которому раскрыла правду о себе: алчная воровка – вот кто она такая! Нет, деталей не раскрыла, просто сказала, что недостойна его. Разве может быть ему нужна Женька сегодняшняя, открывшая в себе бездну подлости? Пусть он не знает причины, не в этом дело.

«Я знаю это о себе, – думала она мрачно, запершись с котом в темной комнате. – Разве после этого все может быть по-прежнему?»

И жизнь поторопилась подтвердить это: подкинула им ребенка. Для Женьки это стало последним ударом, ведь до этого дня удавалось внушать себе, будто ребенок – плод не чрева Нины, а ее лжи. А теперь вот она, эта девчонка, спокойно дрыхнет у Светланы под боком, и от этого живого доказательства собственной ничтожности уже не избавиться…

Женька силилась понять, почему Светлана вцепилась в чужую девочку мертвой хваткой, не отнимешь? Ей-то меньше, чем им с матерью, требовалось искупить вину, она в том грабеже была лишь косвенной участницей. Но у нее, как у всякого писателя, куча всяких комплексов, типа ответственности за шаги своих близких и прочее, прочее… Если ей так легче, пусть цепляется за эту девочку, Женьке-то что… Ее душа не Светланой занята.

Мишка появился дня через три после того, как у них в доме зазвучал детский голосок. Не позвонил у двери, как все люди, не предупредил по телефону, что ждет. Опять просто стоял под Женькиным окном (как только вычислил которое?) и ждал, когда она выглянет. А Женька и заметила-то случайно: Огарок прыгнул на подоконник и начал царапать стекло. В комнате действительно стало слишком душно, пока она пыталась закончить статейку о премьере спектакля в стиле поп-арта, от которого ее стошнило. Но об этом она решила не писать.

Подвинув кота, Женька распахнула окно и сразу увидела Мишку.

– И давно ты тут? – смутившись от неожиданности, спросила она слишком резко.

– Всегда. – Он улыбнулся так, что ей немедленно захотелось выскочить к нему из окна. – Пойдешь со мной?

– Куда?

– Ты не окончила фразу… Ты ведь хотела сказать: «Куда угодно!»?

– Уверен?

Он кивнул, даже не улыбнувшись на этот раз.

– Почему?

Женька была уверена в другом, ей казалось, она не проявляет признаков навязчивой влюбленности. Разве она искала его? Даже в том самом баре больше не появлялась…

– Потому что более важной встречи в твоей жизни не будет, – ответил Мишка так, что она не поняла: издевается он или у него и вправду голова пошла кругом от самомнения?

У нее опять чуть не вырвалось: «Уверен?», хотя и без того было очевидно, что его убежденность крепка, как броня танков.

– Так я жду, – мотнул он головой и, отойдя, слился с молодыми березами, которые росли, как опята, – группками.

Его белая футболка тотчас затерялась среди их стволов, и Женька заторопилась, будто и впрямь могла не найти его там.

Но когда она выскочила из дома, то Мишкина улыбка сразу же распахнулась навстречу.

– Смотри, что у меня есть!

Он сиял, как мальчишка, показывая новенький «Харлей», черный и блестящий, как вороной конь. Откуда узнал, что Женька много лет мечтала прокатиться на таком?

– Отец подарил?

– Все от него, – отозвался Мишка серьезно. – Садись. Надо же опробовать эту лошадку.

– Хочешь сказать, что ты еще не…

– Я хотел разделить это с тобой.

– Но сюда же ты как-то добрался!

По Мишкиному лицу пробежало смятение, насмешившее ее, и Женька помогла ему:

– Под уздцы его вел?

Он с облегчением улыбнулся, оставив эту загадку невыясненной.

Вел Мишка так уверенно и летел на такой скорости, будто вырос на мотоцикле. Почему-то на шоссе никого не оказалось, кроме них. В какой-то момент Женьку до макушки заполнило ощущение полной свободы, от которой свистит в ушах: «Никого нет, кроме нас, в целом мире! И мы ничем друг другу не обязаны…»

Она уже понимала: свобода от обязательств – это и есть та самая главная, не внешняя, от цепей и решетки, а внутренняя свобода, которую только сам человек и может себе предоставить. А взамен получить одиночество… Вот почему она все еще оставалась здесь. Вот что мешало ей воспользоваться деньгами.

Но в эти минуты сумасшедшего полета Женька не думала ни о деньгах, ни о маме, ни о доме, успевшем тяжестью налипнуть к ее ногам. Не замечала ни машин, ни велосипедистов, ни дорожных знаков.

Они не надели шлемов, у Мишки их просто не оказалось, и Женька впервые пожалела, что после школы остригла волосы: сейчас они летели бы по ветру густым дымом.

Когда он начал притормаживать, она словно очнулась от стремительного, прекрасного сна и не смогла вспомнить, что ей привиделось.

– Где мы? – Она не узнавала ничего вокруг.

А он крикнул:

– Сейчас ты поймешь.

Остановив «Харлей», он просто оставил