Шрифт:
Закладка:
Вы сказали, что составы больше почти не приходили. Чем же вы тогда занимались?
В конце октября пришел приказ о начале демонтажа крематориев. Крематорий II продолжал использоваться время от времени, когда еще прибывали какие-то составы. Именно этот крематорий работал дольше всех, чтобы сжечь последние тела. Но в основном мы работали над демонтажем других крематориев. Это заняло много времени, потому что немцы приказали нам разбирать все по частям. Сооружения были очень прочными и рассчитанными на длительный срок службы. Они могли бы использовать динамит, но хотели методично демонтировать все внутри: печи, двери газовых камер и прочее. И все это должны были делать люди из зондеркоманды, потому что мы были единственными, кто мог видеть, что происходит внутри газовых камер. Что же касается демонтажа внешних конструкций, эту работу поручали другим заключенным, в том числе женщинам из Биркенау и заключенным из Освенцима I. Время от времени мне удавалось проникнуть в группу людей, работавших снаружи над демонтажем внешней конструкции. Это давало мне возможность подышать свежим воздухом и попытаться узнать новости о тех, кого я знал. Однажды, будучи снаружи с группой, разбирающей сторожевую башню, я вогнал себе в руку ржавый гвоздь. Поначалу боль была терпимой, однако в рану быстро попала инфекция. Боль поднялась по руке до подмышки, лимфоузлы воспалились и ужасно болели. У меня поднялась температура, однако работники зондеркоманды не могли лечь в больницу, как остальные. Врач-еврей, который был в составе зондеркоманды, сказал мне, что рану нужно вскрыть, чтобы выпустить гной.
Он взял скальпель и усадил меня на стул. Три или четыре человека крепко держали меня, поскольку анестезии, разумеется, не было. Как раз когда врач занес скальпель, мы услышали звуки выстрелов, доносившиеся со двора крематория. Те из нас, кто мог, подошли к окну и увидели фургон с пятью или шестью русскими, которых привезли из Освенцима в наш крематорий. Думая, что их собираются убить, русские бросились на солдат, когда те выходили из фургона. Они были не в силах противостоять немцам, и их зарезали, как собак. Помню, я подумал: «Я болен, и меня собираются вылечить, а этих здоровых людей режут, как животных».
Врач продолжил, он вскрыл мою руку, и у меня посыпались искры из глаз! Вышло много гноя. У нас не было бинта, чтобы перевязать рану, но удалось отыскать туалетную бумагу среди разных вещей, оставшихся от депортированных. Я использовал ее вместо марлевой повязки, а вместо спирта продезинфицировал рану одеколоном. Я встал на ноги через несколько дней, так как был еще достаточно силен. Конечно, нельзя сказать, что я совсем не чувствовал себя плохо. Но, к счастью, работа была не такой изнурительной, и можно было не пользоваться рукой, даже не подавая виду, что у меня какие-то проблемы.
Слышали ли вы о ком-нибудь из своих знакомых?
Да, среди заключенных, которые пришли работать на демонтаже крематориев, я нашел своего зятя, он руководил группой заключенных из Освенцима. Зять был хорошим плотником и, находясь в лагере уже долгое время, сумел получить должность, которая давала ему некоторые привилегии. Возможно, он пришел не для того, чтобы выполнять эту работу, но тоже хотел понять, что происходит в этих зданиях, а также попытаться разузнать о нас. Ему уже удалось найти мою сестру и даже переправить ее в безопасное место в швейном отряде. Увидев его, я попросил передать сестре найденный мной пакет с несколькими золотыми зубами…
Я нашел их, копая во дворе крематория. Мы знали, что у работников зондеркоманды была привычка прятать различные ценности, закапывая их. У нас почти ничего не осталось, так как составы перестали приходить и мы не могли накопить достаточно еды. Поэтому я договорился с другим греком из Салоников, Шаулем Хазаном, что он станет моим шутафом, то есть «партнером» в поисках. Все, что мы находили, автоматически поровну делили между собой. Пока один искал, другой наблюдал. Обыскивая землю, Шауль нашел мешок, полный золотых зубов. Мы тут же его перепрятали. Время от времени мы брали оттуда зуб и обменивали его на кусок хлеба.
Мои поиски тоже принесли свои плоды. Я вспомнил, что у немецкого охранника в Крематории II всегда была с собой собака. Однажды она подошла слишком близко к колючей проволоке под током и умерла. Для того немца смерть его собаки стала настоящей трагедией, ее жизнь стоила для него гораздо больше, чем жизни тысячи евреев. В тот день он решил отыграться на нас и не давал ни минуты покоя. В конце концов он приказал русским сделать из собаки чучело. Собачье мясо не все попало в мусорный бак, я знаю, что некоторые заключенные ели его. Даже мой брат попробовал.
Немец построил для своей собаки очень красивую конуру во дворе Крематория II. Она была похожа на крохотный кирпичный домик, с небольшим ковриком перед входом. Ее тоже нужно было убрать, так как мы демонтировали весь крематорий целиком. Я получил особое удовольствие, разрушая эту конуру. Я долбил по ней киркой. Мне хотелось всех убить, все разгромить; все, что я мог уничтожить в этом месте, делало меня счастливым, я хотел положить этому конец. Уничтожить как можно больше… Мы не знали, что еще они могут с нами сделать, поэтому, чем больше мы уничтожали, тем приятней нам было. Эта собака получала больше уважения и комфорта, чем мы. Я был счастлив уничтожить ее конуру. Пол внутри конуры был выстелен кирпичной кладкой. Я разбивал один кирпич за другим, пока не увидел спрятанный под ними блестящий предмет.
Вынув кирпичи, я обнаружил великолепный золотой портсигар. Механизм сбоку превращал его в зажигалку. Я открыл его и обнаружил внутри сложенную тысячедолларовую купюру. Я никогда не видел ничего подобного! Я тут же пошел показать находку своему шутафу, и мы спрятали ее в другом месте двора.
В день, когда встретил зятя, я решил отдать ему свою часть добычи, чтобы помочь сестре. Я пошел к Шаулю, чтобы предупредить его. Он пытался отговорить меня. Он боялся, что кто-нибудь заметит и обнаружит наш тайник. Я настоял, и ему пришлось согласиться. К сожалению, он оказался прав, потому что кто-то нас увидел, и, когда Шауль потом вернулся за своей долей, ее уже не было.
Я отдал свою долю золотых зубов сестре. Хотел, чтобы у нее
