как Лемке или Камински, которые работали уже долгое время и взяли на себя организацию. Камински был главой капо крематория, но еще и главным организатором восстания и человеком, которого все уважали. Ему и нескольким другим удалось установить контакты с внешним миром и скоординировать небольшую группу людей, участвовавших в деле. Контакты происходили, как я уже говорил, либо когда ходили за супом, либо в женском лагере, куда в исключительных случаях допускались некоторые мужчины из зондеркоманды. Они должны были передавать деньги, которые проходили через несколько рук, прежде чем попадали к бойцам сопротивления за пределами лагеря. Одного из тех, кто осуществлял эти контакты, звали Альтер. Это был очень высокий и достаточно самодовольный польский еврей, с которым я однажды поссорился из-за кепки, которую он не хотел отдавать моему другу. Лишь позже я узнал, зачем он так часто ходил в женский лагерь и на кухню – за порохом, который получал у еврейских заключенных, работавших на фабрике возле лагеря[30].

Я был слишком молод и пробыл там недостаточно долго, чтобы быть в курсе всех приготовлений. Как и прочим членам зондеркоманды, мне сообщили обо всем в самый последний момент. Я не имел ни малейшего представления о планах. Их нужно было держать в секрете, чтобы никто из нас, тех, кто слабее, не рассказал немцам в надежде спасти свою шкуру. Все действовали очень скрытно, и капо доверяли только людям с опытом. Лишь за два дня до начала восстания стало ясно: что-то происходит. Но никто не осмеливался говорить об этом открыто. Это витало в воздухе, но никаких явных подтверждений не было.

За день до начала восстания (я думаю, это была пятница, но другие говорят, что суббота) нас индивидуально предупредил наш капо. Бо́льшая часть восстания должна была происходить в Крематории II. Каждый день около шести часов вечера охранники СС проходили мимо ворот Крематория II, чтобы занять позиции в закрытых сторожевых башнях и провести там ночь. Они шли свободно, неторопливо, с автоматами за плечами, и иногда можно было даже услышать, как они смеются между собой. План состоял в том, чтобы, когда они пойдут, повстанцы открыли ворота, набросились на них, убили и забрали оружие. Этот момент стал бы сигналом к началу восстания во всех остальных крематориях.

Все было продумано до мелочей. В конце концов было решено обойтись без бойцов сопротивления за пределами лагеря, поскольку они отказывались согласовать дату. По моему мнению, в тот момент восстание было спровоцировано зондеркомандой, потому что казалось очевидным, что прибывают последние составы из Венгрии и очень скоро не останется никого, кого нужно будет травить газом. Тогда-то и наступит наш черед. Мы должны были сделать все возможное, чтобы выжить. Даже если у нас не было ни малейшей надежды, мы все были убеждены, что лучше действовать и быть убитым, чем умереть, так ничего и не предприняв.

Лемке велел нам готовиться, но не использовал слово «восстание». Он просто сказал: «Готовьтесь, мы собираемся кое-что сделать, чтобы попытаться выбраться из этого места».

Так что я припрятал куртку и пару штанов, которые бы мне пригодились в случае побега. Как правило, мы должны были прорезаґть дыры сзади и сбоку штанов и пришивать туда кусок полосатой ткани со своим номером. На этот раз я не стал делать дыру и просто пришил полосатую ткань, чтобы ее можно было отодрать и остаться незамеченным за пределами лагеря. Эту одежду я спрятал в комнате, где хранился уголь.

То есть вы надеялись, что план сработает?

Да, конечно, все в это верили. Мы надеялись не столько выжить, сколько сделать что-то, восстать, не дать этому продолжаться вот так. Было очевидно, что некоторые из нас погибнут. Но независимо от того, погибнем ли, мы должны были восстать. Никто не спрашивал, получится или нет, главное – сделать хоть что-то!

Восстание должно было начаться в шесть часов вечера. В тот день, около двух часов дня, на платформу прибыл новый состав с депортированными. Их было очень много. Обычно через полчаса после прибытия состава охрану поезда сменяли эсэсовцы из лагеря, которые открывали вагоны и отводили заключенных в баню или крематорий. Но на этот раз никакого движения не было, никто не приходил. Мы не могли понять, почему люди в этом составе просто сидят и никто за ними не присматривает. Позже мы узнали, что в то же время офицер СС и два унтер-офицера пошли в Крематорий IV и назвали номера двухсот человек из зондеркоманды, приказав им спуститься вниз. Люди, готовившиеся к восстанию, подумали, что немцы что-то заподозрили и захотели уничтожить их прежде, чем вспыхнет восстание. Никто не согласился спускаться.

Обо всем этом мы узнали только потом, от одного из тех, кто там был: Исаака Венеции (еще один Венеция, но тоже не из моей семьи), которому удалось пробраться в наш крематорий. Я его не видел, но мой брат рассказал, что услышал от него. Он сказал, что люди из Крематория IV подожгли матрасы и таким образом начали восстание раньше времени, будучи уверенными, что их кто-то предал. Кажется, они успели убить трех немцев до прибытия подкрепления. Они подожгли крематорий и попытались бежать. Но почти все были убиты на месте.

Из нашего крематория мы видели странный дым над Крематорием IV, но были слишком далеко и не имели средств связи, чтобы понять, что там происходит. Немец поднял тревогу, и в мгновение ока мы оказались в ловушке внутри крематория. В Крематории II ситуация была примерно такой же, за исключением того, что многие мужчины пытались оттуда сбежать. К сожалению, им не удалось далеко уйти.

Я не сразу понял, что происходит. Лемке сказал мне спуститься в подвал с одним из русских и дождаться немецкого охранника. Это было частью плана, но он не сказал мне, что именно я должен делать. Мы спустились вниз. Русский прикурил сигарету и вдруг достал из-под одежды кинжал и топор, показал их мне и предложил выбрать. Я сразу понял, что должно произойти, и схватил топор. Казалось, наносить удары им легче. Я никогда не делал этого раньше, но теперь было нужно, и я подумал, что топором можно ударить с большего расстояния, чем кинжалом. С топором в руке, дрожащий от страха, я ждал, пока немец спустится вниз. В тот день дежурил охранник, который получал удовольствие от убийства людей. Наш капо должен был сказать ему, что в подвале засорилась водопроводная труба и нужно спуститься посмотреть. Но немец так и не